Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
После безвременной смерти молодого и талантливого нашего коллеги бросились мы говорить слова, которых ему при жизни, казалось, не хватило. Говорили, что он был научно и литературно одарен, а по-человечески – был добр, как ангел. Так тонко написала о нем ректор СаГА, профессор Наталия Юрьевна Воронина.
И добрые слова в его адрес, и сборник его памяти, изданный СаГА под редакцией профессора С. А. Лишаева, воспринимаются в Самаре скорее как памятник безвременно погибшему, еще молодому человеку, чем объективное представление его незаурядных научных и литературных достижений.
Вместе с моей коллегой, аспиранткой, Ларисой Иливицкой-Ходас и мне нестерпимо хотелось сразу после его кончины послать теплые слова ему вослед. Ведь он начинал работать на моей университетской кафедре, у нас была прекрасная команда, и мы видели, как он творил свои лекции, знаем, как много написал. Почему-то до конца жизни диссертацию так и не защитил.
Самое первое, что хотелось сказать от сочувствия к его преждевременному уходу: он не вписывался в «рамки», хотя отличался незаурядной эрудицией, литературным даром, трудолюбием и покладистостью. В этом причина его одиночества.
Сейчас, через год после его смерти, хотелось бы, чтобы прозвучали и другие размышления о его судьбе. Кто же он был, Алексей Михайлович Карпеев?
Хочу предложить некий экскурс по его работам в 1990– 1995 гг., выполненным на кафедре теории и истории культуры СамГУ и в педагогическом университете; а потом – в 2003–2004 гг. – в группе аспирантов, буквально до самого его предпоследнего дня.
Это – рискованный экскурс. Но к нему невольно подтолкнула мама Алексея Михайловича, опытный доктор «Скорой помощи», Майя Филипповна Карпеева. Она взвалила на себя непомерный для ее горя и возраста груз, скрупулезно собрав все факты его физического ухода. И я чувствую долг в том, чтобы не оставлять без упоминания некоторые мне известные его тексты, а также – свои культурологические «диагнозы».
I
Конечно, он был талантлив. Но ему нужна была точная задача и критика. При всей его эрудиции он не решался сам отстоять задачу, словно не чувствовал себя совсем взрослым. Мог уйти в сторону, дрейфуя по лабиринтам новой и новейшей литературы.
При ясной проблемной задаче – умел в лекции по мировой художественной культуре, религиоведению соединить большой объем литературы с актуальностями дня; мог лаконично, красиво формулировать понятия и смыслы. За это его любили студенты; это проявилось в его последних работах, в том числе – отмеченной Премией Римского клуба.
Он нуждался в признании. Но в такой же степени для него были губительны преувеличения, он стыдился «платья голого короля», если такое на него напяливали. Страх «несоответствия» стал особенно заметен в конце.
Такой пример проекта с его участием. В 1993 году, когда забрезжил новый предмет «Культурология», все российские философы оказались в патовом состоянии: программ нет; прежний предмет «МХК – мировая художественная культура» – только в какой-то части совпадает с новой «Культурологией»; во всех университетах изобретаются свои курсы, и еще нет Интернета, который бы позволил соотнести эти поиски. Наша маленькая кафедра теории и истории культуры СамГУ издала сборник «В поисках нового образовательного стандарта. Вузовские программы по теории и истории культуры». Это была актуальная и увлекательная задача, одновременно этическая, исследовательская, культурно-политическая. Показать рядоположенность разных подходов к культурологии и общие тенденции.
Сутками напролет мы обсуждали разные программы: российские, украинские, казахские, американские, польские. Формировали свое понимание предмета. Писали и ездили для собирания программ в Москву и Саранск; Петербург и Вроцлав. Сборник программ получился более чем на 300 страниц. Не могу не упомянуть, что издать этот сборник нам помог тогдашний руководитель Городского отдела культуры – Г. В. Панкратов. До сих пор многие пользуются этим сборником и в Петербурге, и в Чите.
А. М. Карпеев сочинил ритмические строки, помещенные на четвертую страницу обложки. Это был научно-поэтический образ. И сколько в нем было просветительской романтики!
«Дело в том, что
Культурология
Впервые в истории
России
Стала самостоятельной
В структуре высшей
Школы.
Культурологические кафедры
Ищут ответ на вызов времени:
Как сделать культуру стержнем образования
Как это сделать в институте
Как это сделать
В средней школе
Как связать воедино
историю искусств;
историю нравов;
историю науки;
историю религии
и так далее
Как навести мосты
От Бахтина
От Лосева
От…
И программой для 10 класса
Для…
Как возвратить смысл,
Как это сделать?»
Карпеев, А. Программа курса «Феноменология мифа» для студентов I курса факультета искусств Самарского педагогического института, Самарского госуниверситета // Вузовские учебные программы по теории и истории культуры : метод. пособие «В поисках нового образовательного стандарта» / сост. Э. Ю. Базилевская, О. М. Буранок, Е. Я. Бурлина. Самара : Самар. гос. пединститут им. В. В. Куйбышева, 1993. С. 291–196.
II
Его резюме по региональной мифологии и сегодня представляет интерес, хотя за эти десять лет горы книг написаны по регионалистике. Приведу текст чуть позже, а пока воспроизведу важный для идентификации А. М. Карпеева контекст.
Для него было важно, что проект выглядел солидно и привлек к Самаре внимание крупных российских ученых: приехали М. С. Каган, А. Ф. Еремеев и другие члены Проблемного Совета по эстетике; был С. О. Шмидт – мэтр российской гуманитаристики, самый «московский москвич», многолетний председатель общества «Арбат». Очень много для организации данной конференции и последующего развития идей региональной культуры сделал профессор Е. В. Дуков, а со стороны Самары – профессор Л. В. Храмков и профессор В. А. Конев.
Важно это было для него не потому, что он любил или мог «тусоваться» с мэтрами. Он жил глобальностями, он был – неравнодушный человек. При всей его скромности он был открыт социальным, демократическим процессам.
К тому же, А. М. Карпеев вовсе не был эгоцентричен, равнодушен. Он совсем не был «хуторянином» или «подполь-ным человеком»: мол, свету провалиться, а мне, чтобы в библиотеке сидеть всегда. Чего не было, того – не было.
Он ни в какой степени не был политиком просто потому, что не владел реальностью, редко в чем мог настоять на своем. Политика – это все же искусство реальности и подчинения себе других. А. М. Карпеев был слишком книжен, инфантилен, незащищен не только что для реальной политики, но любого разговора с начальством.
А вот в свежем, «незамыленном» взгляде на книжные идеи он был самостоятельным и со студенческих лет зрелым человеком. Привожу тезисы А. М. Карпеева, опубликованные уже в 1995 г. в Ярославле. Хорошие тезисы по междисципли-нарной направленности, по научно-поэтической образности.
А. М. Карпеев
Средневолжская самоидентификация (по Гумилеву, в ней и состоит «самость» этноса и субэтноса) связана с двумя ландшафтными единицами – рекой (Волга) и горами (Жигули), причем, река соотносится еще и со связью с Россией (что соответствует направлению движения первых славянских поселенцев с севера на юг), горы – с собственно самостью субэтноса. Самарский миф локализован на горной, правой стороне – там, где в позднее средневековье складывался чисто местный социальный организм. Другой привязки для самоидентификации нет.
Фольклорный комплекс Жигулей несет несколько черт, явно не унаследованных от русского мифологического комплекса (известного отчасти по реконструкциям славистов, отчасти – по аналогии с общим типом оседло-земледельческой мифологии Евразии, исследованным И. Дьяконовым).
I. «Курганные» сюжеты, аналоги которым есть у русских Южной Сибири – как знак включения русских в тюрко-монгольскую традицию. Это след почитания в чисто степной манере заведомо чужих по крови «богатырей». Такое представление включает пришельцев (в Поволжье, может быть, через угро-финское посредничество?) в степную кочевую традицию, отстраняя от кровно «своей».
II. Женщины-богатырки. Кажется, это тоже знак включения в евразийскую степную традицию (может быть, до сарматов, до «страны амазонок», локализуемой именно в этих краях). Принципиально то, что в русских сказках женщина-воительница – противник, здесь же она – «свой», защитник, «наш».
III. Мифологема самодовлеющего, никуда не ведущего пути, очень яркая в «разинских» сюжетах (вообще это именно волжский герой). Этот путь – чаще всего Волга, ведущая из России «за море», но не ради результата (результат уничтожается); при этом река отчетливо ассоциируется с путем не просто воина, но воина-колдуна (что напоминает типичные мотивы воинской мифологии Одина – с ее принципиальным отрывом от органичного коллектива, оседлости, производительной сферы и др.).
IV. Рискнем назвать глубинный исток «странностей» поволжской мифологии комплексом невостребованного казачества (что, собственно, исторически подтверждается). Стабилизировать и ввести в рамки традиционного общества подобную ментальность можно только на уровне глобальном (традиционализм казачества отчетливо обосновывает себя отношениями с сувереном и больше ничем), либо вообще никак.
V. Последний случай – случай Самары, которая (после утраты своей «пограничности») находит себя только в момент распада традиционного общества («русский Чикаго» конца XIX – начала XX века). Предпринимательский дух здесь в определенном смысле ограничен, тогда как дух коллективности ослаблен: традиционалистские коллективные психозы здесь не имели успеха ни до 1917 года (небывалая лояльность к евреям, например), ни после (неуспех в настоящее время националистической идеологии). Тем не менее, мы не рискнули бы прогнозировать «блестящее буржуазное будущее», уповать на расцвет культуры и т. п. вещи. Фольклорная биография Разина завершается невозможностью ее разумно завершить: разбойник сидит в пещерах Жигулевских гор (вообще бесплодных, но не населенных «изнутри» – в отличие, скажем, от Урала – мифологическими существами, кроме обезумевшего разбойника-колдуна) и готов отдать все нажитое богатство тому, КТО ПРИДЕТ И ОБОРВЕТ, НАКОНЕЦ, ЕГО ЖИЗНЬ.
(Русская провинция и мировая культура. Ярославль, 1993)
III
Алексей Михайлович в это время уже не так охотно вошел в нашу старую команду, во всяком случае – поначалу. Его научная эрудиция была на порядок выше, чем у «нормальных» аспирантов; он чувствовал себя «припаркованным» к другим местам. В частности, он уже работал в СаГА и был доволен своим тамошним окружением.
Однако идея некоего российско-немецкого проекта была ему интересна. По ходу подготовки выяснилось, что требуются не только материалы разных немецких изданий, но и аналитическая и дизайнерская работа Ларисы Иливицкой-Ходас, а еще – ее бесконечное терпение и доброжелательство; потребовался партнер для представления игры – эту роль талантливо сыграла Ирина Булатова. Работа шла несколько недель, из вечера в вечер.
13 марта 2003 года в Экономической академии в присутствии профессуры и доцентов 17 регионов РФ были показаны три блока научно-методического проекта на российско-немецкую тему:
Я спросила потом у Алексея Михайловича:
– Вы довольны?
– Очень! Давно такого не испытывал.
Карточная игра – это научно-поэтический образ. Уместно описать «зерно проекта», чтобы было ясно, что же заинтересовало нашего Алексея Михайловича.
Немецкие партнеры оценивают другие страны и регионы в привычных для них, четких параметрах. Напротив, в головах российских предпринимателей сидят другие, более пластичные и автономные параметры, а также – негативные клише. Недостаток информации формирует образы «чужих», «чужих городов», «чужих фирм», и возникают проблемы профессиональной коммуникации. Здесь и требуются тренинги для профессионалов, учебные издания по межкультурной коммуникации и экономике для системы профессиональных академий, повышения квалификации. Такова была гипотеза, аналитические материалы, на основе которой возникло исследование и деловая игра.
«Представьте, что Ваши карты – это Ваши аргументы, с помощью которых Вы должны убедить партнера заключить контракт именно с Вами. Аргументы могут быть сильными и слабыми, подтвержденными и голословными. Карты партнера – это его возражения, то слабенькие, то убийственные. Меняющийся расклад карт все время заставляет менять темы разговора, развивая наступление по разным направлениям.
Деловые люди догадаются, из какого ряда взят наш список значений мастей. Выделение и группировка параметров произведена нашей аналитической группой по материалам деловой немецкой литературы.
Уже проверено: эту игру удобно использовать для обучения деловому немецкому (и вообще иностранным языкам). Но она помогает также наработать привычку к бесперебойному, импровизированному общению за столом переговоров и никогда не лезть за словом в карман» (см. схему учебной игры).
Схема, которую предлагают немецкие авторы, характеризует сильные и слабые профили российских регионов: административный ресурс, кадровый потенциал, законность, транспорт, банковская система.
Группа Е. Аспиранти – А. Карпеев, Л. Иливицкая-Ходас, И. Булатова – разработала на этой научной основе учебную игру межпредметного характера: доказать привлекательность своего города и региона, пользуясь набором из четырех признаков. Каждый признак – игральная карта: емкость рынка, транспорт, кадровый потенциал, администрация.
Карточная игра «Волжский предприниматель – на Рейне» была представлена тогда в трех вузах: в СГЭА, в МИРе и Современном гуманитарном университете. Кроме того, по этой и другим темам прошли публицистические статьи в Самарском журнале «Босс» под псевдонимом «Е. Аспиранти». Если говорить в театральных терминах, то возникла целая антреприза, в которой Алексей Михайлович был одним из актеров.
По своей природе он не был ни режиссером социальных ситуаций, ни драматургом. Отсюда этот «страх разоблачения», преследовавший его в конце. В последнее время он страдал от потери успеха, от пропавшей, как ему казалось, способности строить продолжительные словесные конструкции на лекциях. Об этом он говорил мне; советовался со своей тетей – Идой Филипповной Скворцовой, умным и проницательным человеком.
Он потому и «дрейфовал» по литературе; потому менял бесконечно темы диссертационных работ и мог только под большим нажимом выдать определения основных понятий, ему требовались точно определенная команда и цель. Иначе он терял цель и начинал тонуть.
Его профессиональная подавленность в конце казалась следствием больницы, болезни, лекарств. Кроме того, он был разорван личными проблемами. Он написал пронзительные стихи своей маме, из больницы, 2 января, для него последнего 2004 года:
Стихи для моей мамы
Мама выбрала меня,
Мама выбрала мой цвет:
Красное на белом (медицинский крест).
Это – «скорая помощь» уходит
По вызову в ночь; это значит, что мама
Любому умеет помочь,
Кроме себя…
Умеющий помочь всякому,
кроме себя, разве я более безумен, чем ты?...
У тебя было два ребенка: я и город Самара,
Вырос из них только один…
До этой последней болезни он читал миллион курсов и убежал в СаГА. Ему нравилось в «Академии белых ворон». В то же время ему показалось, что «он не соответствует». Надо было чуть-чуть подождать и приспособиться.
IV
Передо мною лежит брошюра, изданная в первые его годы в Самарском госуниверситете. Это развернутый проспект его лекций, или подробно прописанный проспект учебной книги: учебное издание, сопрягающее новые проблемы постсовременности с актуальной для студента фантастикой.
Карпеев А. М. Образ человека в фантастическом мире: Структура массового жанра и готовность к постсовременности : учебное пособие / ред. Е. Я. Бурлина. Самара : Изд-во «Самарский университет», 1994. 40 с.
«Когда я был подростком, у меня в шкафу стояли красные и белые томики – примерно два десятка. Называлось это "Библиотека современной фантастики". Это мы читали, этим мы обменивались, и чтение было какое-то странное. Оно, конечно, не запрещалось (раз уж издали), но как бы всякий раз нуждалось в обосновании и оправдании.
Не знаю, как это выглядит сейчас; тогда мало кто из взрослых одобрял нас, и наши мысли раздваивались (раздвоение мыслей – вообще дело нередкое, а в те времена – в особенности).
Про себя-то мы знали, что читать эти книги просто-напросто интересно, но в то же время упорно доказывали – взрослым, друг другу, себе, – что это не "просто интересно", что есть тут еще какая-то серьезная полезность или полезная серьезность.
Эту самую серьезность или полезность мы знали в двух разновидностях, подсказанных школьной программой. Половина школьных предметов что-то научное "сообщала". Другая половина – чему-то важному "учила" (по этому ведомству проходила не только литература, но и история, например). Фантастику мы оправдали по одной из этих двух моделей – или "научно-популярной", или "поучительной". Совпадая в этом, кстати, со взрослыми учеными людьми…
Ну и что? Может быть, это важнее, чем всякая популяризация науки и всякий «социальный протест», которые пионер-ская совесть заставляла нас выискивать где попало. Пережить удивление, страх, загадку, подвиг. И не надо фантастике никакого другого оправдания: ее долг – быть, прежде всего, крутой».
Эта брошюра и сегодня выглядит чудесным гуманитарным учебником. Его хотелось бы видеть красиво изданным.
V
Талант и его защитники
Думая об Алексее Карпееве, невольно думаю и о своей университетской судьбе. Мне значительно больше повезло в Ленинграде и Самаре. Меня сумели защитить мои профессора от многих колючих ветров времени. Ленинград все же был Ленинград.
А вспоминаю, что в Самаре, на кафедре профессора В. Н. Борисова, в 70–80-е годы была исключительно свободная мыслительная атмосфера. Читали канонический диамат, истмат, эстетику, однако эти курсы включали всю новейшую литературу по методологии, социальной философии. Читали ныне здравствующие профессора: В. А. Конев, Л. А. Конева, Е. Ф. Молевич, читал А. П. Овчинников, да и я. И имели немалый успех у студентов.
Практическая работа со студентами не бывает провинциальной или вчерашней. Молодежь одарена особым, «седьмым» чувством времени. Тот, кто имеет успех у молодежи, обязательно соответствует «будущему времени».
Заслуга В. Н. Борисова – этого выдающегося русского профессора – состояла в том, что в самые «застойные годы» он разрешал новаторские курсы и умел их защитить, будучи непререкаемым авторитетом для местных и столичных экспертов. В. Н. Борисов воплощал дух Московского университета и Новосибирского Академгородка, с которыми была связана его научная жизнь. Разумеется, он знал границы «своеволия», уводя своих аспирантов в сферу чистой логики и гносеологии. Но сколько он увидел талантливых людей, как не боялся их брать и как умел их защитить!
Ушедший на пороге 40-летия Алексей Михайлович Карпеев был из нового поколения гуманитариев-инноваторов, талантливо вылавливающих из доступного им философско-литературного контекста то, что еще незаштамповано и актуально для практики. И он нуждался в защите.
Его талант увидели в СаГА, поняли незаурядность Алексея Михайловича Карпеева и ставили перед ним совершенно верные цели. Ему нужно было еще немного времени. Он учился быстро.
А я никогда не избавлюсь от вины, что, увидев его сразу, в студенческие годы, не смогла защитить его зрелость.
Рядом с ним в нашей команде всегда была умница Лариса Иливицкая с ее ангельским терпением, компьютерными компетенциями и стремительностью в работе. Если Алексей Михайлович говорил, что похож на гайдаровского часового, то и Лариса была нашим верным часовым. Она стояла рядом до самого конца.
А еще он очень хотел иметь свою семью и ребенка, нежно относился к чужим детям…
Ему нужно было еще немного времени и чьей-то бескорыстной любви. Он был на шаг от зрелости. Как же прежде-временно он ушел…
Елена Яковлевна Бурлина
доктор философских наук, профессор
Библиографический список работ А. М. Карпеева[*]
Научные труды
1. Карпеев, А. М. Образ столицы («куда мы стремимся…») // Мифы провинциальной культуры. Тезисы международного симпозиума. 11 мая 1992 г. Самара : Изд-во «Самарский ун-т», 1992. С. 76–79.
2. Карпеев, А. М. Программа курса «Феноменология мифа» для студентов I курса факультета искусств Самарского педагогического института, Самарского госуниверситета // Вузовские учебные программы по теории и истории культуры : метод. пособие «В поисках нового образовательного стандарта» / сост. Э. Ю. Базилевская, О. М. Буранок, Е. Я. Бурлина. Самара : Самар. гос. пединститут им. В. В. Куйбышева, 1993. С. 291–196.
3. Карпеев, А. М. Региональная мифология и эпос. Средняя Волга // Русская провинция и мировая культура. Ярославль, 1993.
4. Карпеев, А. М. Человек в фантастическом мире: Структура массового жанра и готовность к постсовремености : учебное пособие. Самара : Изд-во «Самарский университет», 1994. 40 с.
5. Карпеев, А. М. Бытие как ценность // Философия: в поисках онтологии. Ежегодник Самарской гуманитарной академии. Вып. 1. Самара: Изд-во Самарской гуманитарной академии, 1994. С. 139–149.
6. Карпеев, А. М. «Артизованная педагогика» как этическая проблема (между аргументацией и внушением) // Дети, театр, образование. Екатеринбург, 1996.
7. Карпеев, А. М. Рациональность и человеческое выражение // Философия: в поисках онтологии : сб. тр. Вып. 5. Самара : Изд-во СаГА, 1998. С. 141–178.
8. Карпеев, А. М. Оскар Уайльд и миф ХХ века // Историко-философская персоналия: методологические аспекты. Материалы конференции молодых ученых. 2 декабря 1999 года, г. Москва. М., РГГУ, 1999. С. 77–80.
9. Карпеев, А. М. Пора меж Толкиеном и Бартом: антиномия текста и культа // Майские чтения. 1999. № 2.
10. Карпеев, А. М. Эстетическая метафизика человека (Мыслители Западных островов до Оскара Уайльда) // Miхtura verborum’ 99: онтология, эстетика, культура. Самара : Самар. гуманит. акад., 2000. С. 180–188.
11. Карпеев, А. М. Смысл и выживание // Материалы конференции «Выражение и смысл: контроверзы современного гуманитарного знания» (Самара, 1-4 ноября 2001 г.). Самара : Изд-во «Двадцать первый век», 2001. С. 38–43.
12. Карпеев, А. М. Начало философии и гендерные контакты // Самара в контексте мировой культуры. Самара, 2001.
13. Карпеев, А. М. Посвящение Другому // Mixtura verborum’2001: непредставимое и метаязык : сб. ст. Самара : Самар. гуманит. акад., 2002. С. 89–115.
14. Карпеев, А. М. К основам философии начала XXI века. Бейтсон и Жирар // Дело философии в постклассическую эпоху: Материалы научной конференции. Самара, 26-27 сентября 2002 г. Самара : Самар. гуманит. акад., 2002. С. 45–50.
15. Карпеев, А. М. Системность языка и системность морали: мой взгляд на онтогенез социальности // Mixtura verborum’2002: по следам человека : сб. ст. Самара: Самар. гуманит. акад., 2002. С. 104–122.
16. Карпеев, А. М. Общественное сознание, индивидуальное сознание и сложность. Опыт скромного определения философии // Актуальные проблемы гуманитарных и общественных наук : сб. ст. Самара : Самар. гуманит. акад, 2002. С. 43–58.
17. Карпеев, А. М. Состояния человечества (экономика, политика и экология с точки зрения логики коммуникации) // Mixtura verborum’ 2003: возникновение, исчезновение, игра : сб. ст. Самара : Самар. гуманит. акад., 2003. С. 85–101.
18. Карпеев, А. М. Персона-ипостась и хора. К истории конци-пирования другого // Философия: в поисках онтологии : сб. ст. Самара : Самар. гуманит. акад., 2003. С. 50–82.
19. Карпеев, А. М. Некоторые замечания о cogito, об альтернативе классическому субъекту и о цене субъектности вообще // Философия: в поисках онтологии : сб. ст. Самара : Самар. гуманит. акад., 2003. С. 83–102. (Соавторы: Правдин И. А., Рымарь А. Н.)
20. Карпеев, А. М. Этика и политика сегодня и завтра // Miхtura verborum’ 2004: пространство симпозиона : сб. ст. Самара : Самар. гуманит. акад., 2004. С. 3–16.
21. Карпеев, А. М. Оппозиция частное/публичное и судьба политики // Miхtura verborum’ 2004: пространство симпозиона : сб. ст. Самара: Самар. гуманит. акад., 2004. С. 17–21.
22. Карпеев, А. М. Предвестие неклассической социальной философии у Владимира Соловьева // Россия и Вселенская церковь: В. С. Соловьев и проблема религиозного и культурного единения человечества / под. ред. В. Порус. М. : Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2004.
23. Карпеев, А. М. Стратегия единого и стратегия Другого. Философские корреляты богословского мышления // Россия и Вселенская церковь: В. С. Соловьев и проблема религиозного и культурного единения человечества / под. ред. В. Порус. М. : Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2004.
24. Карпеев, А. М. Евангелие от Иоанна и послания Иоанна: любовь друг к другу // Страницы. Богословие. Образование. Культура. Журнал Библейско-богословского института св. апостола Андрея. 2004. № 9:2. С. 163–186.
25. Карпеев, А. М. Версия о начале // Авторы и тексты. http://kornilove.narod.ru/litera/litera.htm
24. Карпеев, А. М. Многозначность термина «София» в философии В. С. Соловьева. Проблема смысловой интерпретации философского определения Софии : монография / А. М. Карпеев ; науч. ред. С. А. Лишаев. Самара : Самар. гуманит. акад., 2007.
25. Карпеев, А. М. Практическая рефлексия после морали и после общества: социальное и моральное нормирование в оптике классической и постнеклассической рациональности : монография / А. М. Карпеев ; науч. ред. А. Е. Сериков, С. А. Лишаев. Самара : Самар. гуманит. акад., 2007.
Стихи
1. Карпеев, А. М. Рыцарь удачи // Miхtura verborum’ 99: онтология, эстетика, культура. Самара : Самар. гуманит. акад., 2000. С. 156–179. (Стихи напечатаны под псевдонимом Иоанн А. Т. Мария Даровский)
2. Карпеев, А. М. Огонь и мед // Miхtura verborum’ 2004: пространство симпозиона : сб. ст. Самара: Самар. гуманит. акад., 2004. С. 22–24.
3. Карпеев, А. М. Стихи // Художественный и вербальный иллюзион. Арт-салон, 2002-2004 : альманах. Самара: Самар. гуманит. акад., 2005. С. 65–78.
4. Самарское литературное подполье конца 80-х годов. Стихи // Художественный и вербальный иллюзион. Бумажный карнавал, 1992-2007 : альманах / сост. Е. Д. Богатырева. Самара: Самар. гуманит. акад., 2005. С. 42–54.
[*] Составитель библиографического списка С. А. Лишаев. Данный список требует дополнений и уточнений.
О тексте
Дополнительно
# · мая 30, 17:13
Наверное это правильно написано о Карпееве… Он был разный…Он был талантливый…и поэтому разный…
И восприниматься поэтому мог и остался в памяти у разных людей совсем по разному…
Он был человеком, который искал пути осуществления Справедливости на земле. Именно это, а не эстетика, двигало его на духовные поиски. Это заставило его стать участником неформального движения второй половины 80-х годов.
И в политике, как ни странно, он очень хорошо разбирался. Можно вспомнить его поэму “Три удара сердца”, посвященную Ленину, Димитрову и Че Геваре. Эта поэма была не случайной в его судьбе. Она была очень талантливой и может быть даже лучшим из того, что он написал… Но она еще и четко поэтически фиксировала ту проблему коммунизма, которая привела к распаду СССР.
— Алексей