Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
Тезисы доклада А. М. Карпеева
на Второй международной конференции «Богословие и наука:
антропологическая перспектива»
14–18 мая 2003 г.
Москва
Философская антропология и антропологические картины. Гетерогенность и историческая деконструкция.
Задачей философской антропологии, по-моему, является прояснение наших представлений о человеке. Последние сформированы не философией, а практикой (включая религиозную) и верованиями (включая научные). Они изменчивы и всегда внутренне конфликтны, ибо имеют радикально гетерогенные источники уже на уровне повседневного знания. Символ «человека», под которым собирается вся разнородная информация, – не понятие, не образ, а прагматическая диспозиция «пригодности» для родственной или брачной близости. Сам по себе он не содержателен: содержания вносятся в него концепциями о том, кто достоин такой близости.
Среди концепций (схем, картин) оказываются такие, что именуются «христианскими», хотя можно заподозрить их в изменчивости (по стихиям мира сего) и гетерогенности, характерной для антропологических схем вообще. Падение доверия к этим концепциям воспринимается как кризис христианской антропологии, хотя дезавуируются, собственно, их традиционалистские, или гуманистические, или буржуазные источники.
Альтернативные антропологические схемы соотносятся: а) с деструкционистскими и прагматическими философскими стратегиями и б) с так называемым «неоязычеством». Последнее идентифицируется то как сумма конкретных доктрин (теологии), то как «умонастроение» или «способ жизни», подразумевающий рабочие допущения относительно человека и его возможностей. Не существует удовлетворительной методологии анализа «языческих» антропологических схем ни в первом, ни во втором смысле, ни самих по себе, ни в сравнении с теми, что воспринимаются как «христианские». Логично было бы провести параллельную деконструкцию, обнаруживающую законы их социального бытования.
Дополитическая зона как зона религиозного в социетальном обществе: образ буржуа как человеко-ойкоса.
Социетальное общество XIX века, разорвавшее связи религиозного и политического, по-своему четко определило социальное место религиозных инстигутов и зону их прямого действия. Для такого определения абсолютно необходимо разделение сфер частной и публичной жизни, унаследованное еще от традиционных обществ.
Публичная сфера – сфера политического разума, демократического, делиберативного, рационального жизнеустроения. В ней дополитические (естественные) различия между людьми символически преодолены. Частная сфера продолжает быть суммой дополитических ойкосов, домохозяйств, которые разрослись до размеров капиталистических хозяйств, но остались областью господства естественных различий между сильными и слабыми (женщинами, детьми, пролетариями без политических прав), не затронутых нормами и символами политической жизни. Буржуа в своем хозяйстве реально самоуправен.
Именно в этой зоне самоуправства работает религия социетального общества. Ее границы совпадают с границами частной жизни, внутри которой, за отсутствием политической жизни, религия выступает как естественный монополист мотиваций, норм, смыслов и символов, единственный способ превосхождения неравенства.
Идеал «человека-личности» в обычном смысле слова есть идеал ойкоса, человеко-ойкоса, избавленного от публичного контроля над своими «составляющими». Он полон достоинства в отношениях с равными себе и никому на земле не отчитывается в том, что делает у себя дома. И то, что в XX веке этот идеал человеко-ойкоса, «ответственного и творческого», часто связывается с наследием христианства, свидетельствует о ностальгии с неглубокими корнями, о тоске по буржуазной религии в строгом смысле слова, имевшей ограниченное, но гарантированное место в социетальном обществе как некое «ведомство частной жизни», «служба мотиваций и смыслов».
Полная формула буржуазной религии – тандем из христианства (только в частной жизни) и политической жизни, которую можно при желании обозначить как поклонение «неведомому богу» с собственной символической сферой. Показательно, что антиклерикализм социетального общества во всех его исторических формах – деистическое масонство, «гражданская религия» Руссо и якобинцев, атеизм марксистского толка – это мечта о тотальной политике, о распространении норм публичной жизни на сферу частной жизни, семьи и производства.
Дополитическая зона как зона религиозного в постинду-стриальном обществе: образ менеджера как человеко-потока.
Нынешний мир характеризуется срастанием политической, экономической и культурной сфер. Всеобщее избирательное право, тред-юнионы, законы о правах труда, феминизм, «доктрина человеческих отношений», PR, небывалое развитие коммуникаций и множество других факторов создали сплошную публичную сферу, захватившую производство и семью. Практически любые отношения в современном мире имеют в той или иной мере вид демократических, делиберативных и рациональных.
Дополитическая сфера, которая в XIX веке существовала в виде ойкосов с четкими границами, сейчас существует в виде одного из измерений этого пространства. Это, очевидно, информационный поток в широком смысле слова, как процесс порождения различий (экономических, технологических, психологических и др.) до введения этих различий в публичные формы. Новый образ человека, в противовес образу ойкоса, – образ самоорганизующегося информационного потока.
Можно назвать его «буддистским», но по сути это формула self-management, неустранимой постиндустриальной реальности. «Self» («само») в данном случае не означает «личного» в классическом смысле слова, поскольку self-management – не квазиестественная субстанция, не монада, а процесс, который толкают разнородные, отнюдь не «внутренне-личные» струи информации. Его конфигурация устанавливается и переустанавливается, а не задана границами ойкоса, которого нет.
Поскольку, однако, само пространство общества едино, постольку невозможно было бы изолировать дополитическое измерение как особое «религиозное поле» и гарантировать христианству преимущественное «право прописки» в нем. В дополитическом человеко-потоке с неизбежностью конкурируют разные «службы мотиваций и смыслов», поскольку разросшаяся публичная жизнь повсюду порождает их.
Глубинный социальный смысл современного «неоязычества» состоит, очевидно, в том, что оно оформляет этот новый смысл дополитического, смешанного с политическим. Это менеджерские школы и традиции – ими занимаются врачи, психологи, эксперты, коучи. шаманы, колдуны и вообще «учителя жизни», как новые игроки на бывшем религиозном поле.
Они реально выполняют работу обучения self-management. Христианство выглядит, с точки зрения этих школ, как нечто просто фактически сугцествующее, вроде естественной монополии или геополитического фактора, который нужно нейтрализовать. Этот новый антиклерикализм (не связанный с политической мечтой) – следствие того объективного обстоятельства, что работа «учителей жизни» проводится в области, которая в строго определенный (буржуазный) век была доменом христианской религии.
Заключение
Упомянутая схема буржуазного христианского персонализма, соответствующая классической европейской культуре, не может рассматриваться как аутентично христианская антропология. Иные схемы действовали в эпоху, когда христианским образом оформлялся публичный символизм священных монархий. И совсем иные схемы вырабатываются настоящим и будущим, когда у христианства (и, шире, вообще традиционной религиозности) нет публично признанной миссии регулятора частной жизни.
Христианство так же мало может символически представлять рост менеджера, как и помазать на царство парламент-ские фракции. Христианская антропология Нового Времени ушла туда же, куда ушла христианская политическая теология Средневековья. В надгробной речи важно не перепутать символическое наследие покойницы с Откровением и не принимать его за вечный образ Царства Божия. Буржуазный человеко-ойкос, сублимированный этой антропологией в символическую конструкцию, вне такой операции был, конечно, собранием вопиющих грехов (потому сублимация и требовалась).
Человеко-поток неоязычества, по крайней мере. не заявлен в качестве нормы. Это просто констатация фактов, конструируемых динамикой публичной конкуренции. Христиан-ский взгляд на человека, чтобы существовать после смерти в своей антропологии, должен был бы начинать с серьезного отношения к действительным источникам неоязычества.
Комментарии
О тексте
Дополнительно