Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
Европейский гуманитарный университет (г.Вильнюс)
Самарский государственный университет
Кафедра философии гуманитарных факультетов СамГУ
Кафедра методологии социологических и
маркетинговых исследований СамГУ
Самарская гуманитарная академия (СаГА)
Центр философских и эстетических исследований СаГА
Кафедра философии
философско-филологического
факультета СаГА
ReSET Challenges Seminar
"Практический поворот:современная философия в университете и за его пределами"
Самара, 2009 Апрель 27-30
27 апреля.
14.00. Лекция проф.Т.Щитцовой (ЕГУ, Вильнюс): «Философское значение рождения и генезис субъекта».
(СаГА, 8-я Радиальная 31, уч.копус, 2 этаж, ауд.5).
15.40. Лекция доц.А.Савина(ЮГУ): «Феноменологическое эпохе и историчность Dasein». (СаГА, уч.корпус, 2 этаж, ауд.5).
Заезд и размещение остальных участников в течение дня.
28 апреля.
9.40.–12.50. Лекции проф.В.Фурса (ЕГУ, Вильнюс): «Современная социально-критическая теория», «Социальная теория глобализации». (СамГУ, лекционный корпус, второй этаж, Л7).
13.00-14.30. Обед (в СамГУ).
15.00–18.30. Круглый стол: «Город и философия» (СаГА, -8-я Радиальная 31, уч.корпус, 2 этаж, конференц-зал). Модераторы: И.Инишев, С.Лишаев. Зачинщики: Юлия Бедаш, Сергей Малахов, Марина Корецкая, Елена Иваненко, Елена Савенкова, Юрий Разинов, Александр Лашманкин. В дискуссии участвуют Алла Демина (Самарская городская дума), Андрей Мясников (театр СамАрт), Алла Волынкина (телекомпания «СКАТ»), Илья Саморуков (журнал «Город»), Инна Подпорина (международное кадровое агентство «Kelly Services») и др.
19.00 – ужин для иногородних участников Круглого стола.
(в СаГА).
29 апреля. Конференция: «Философия в ситуации «пост»: актуальные исследовательские стратегии». (СамГУ, лекционный корпус, второй этаж, Зал заседаний ученого совета). Время: с 9.40 до 17.00. Модераторы Т.Щитцова, В.Конев.
9.40. Открытие конференции.
Владимир Фурс (ЕГУ, Вильнюс). «Постсекулярность» - третья редакция «постмодерна»?
Илья Инишев (ЕГУ, Вильнюс). Сильные стороны слабого трансцендентализма.
11.10-11.30 – кофе-брейк
Владимир Конев (СамГУ). Философия post или философия ante?
Татьяна Щитцова (ЕГУ, Вильнюс). Имманентная трансценденция и "феномен" дара.
13.00–14.00. Обед (в СамГУ).
14.00.Продолжение конференции.
Алексей Дронов (СПбГУ). «Философия постмодерна»: собственное значение плавающего означающего.
Влад Навицкий (ЕГУ, Вильнюс). Применение понятия гомогенизации в постмодерной социальной теории.
15.20-15.40 – кофе-брейк
Алена Савко (ЕГУ, Вильнюс). Неомодернистская критика постмодернизма.
Андрей Тетёркин (СПбГУ). Возможности концептуализации феномена общественного труда в постиндустриальную и постфордистскую эпоху.
30 апреля.
9.40–11.20. Лекция доц.И.Инишева (ЕГУ, Вильнюс): «Искусство и трансценденция (многомерность современной эстетики)». (СамГУ, лекционный корпус, второй этаж, Л9).
11.30.-18.00. Конференция: «Философия в ситуации «пост»: актуальные исследовательские стратегии». (СамГУ, лекционный корпус, второй этаж, Зал заседаний ученого совета). Модераторы: В.Фурс, В.Лехциер.
Сергей Лишаев (СаГА). «Память сердца» vs фото-конструкция памяти (технический образ и проблема трансформации зрительной памяти).
Евгений Малышкин (СПбГУ). "Среднее знание" и этическая достоверность.
13.00–14.30. Обед (в СамГУ).
14.30. Продолжение конференции.
Андрей Паткуль (СПбГУ). Эсхатология как философема.
Алексей Савин (ЮГУ, Ханты-Мансийск). Феноменологическая философия как политика.
16.00 – 16.30 – кофе-брейк
Наталья Артеменко (СПбГУ). Не-уютность пространства обживаемого сущего: в поисках субъекта.
Галина Русецкая (ЕГУ, Вильнюс). Субъективация как эстетический феномен.
18.00- закрытие конференции
Место проведения: СаГА, 8-я Радиальная 31,Конференц-зал, 28 апреля, 15.00-18.30.
Парадокс: современный мегаполис обладает в большей степени чертами "фюсиса" (самовластной растущей природы), чем "полиса" (пространства общего дела), причем "фюсис" не противопоставлено "техне", а находится с ним в симбиозе. Мегаполис - среда второй природы, которая стала сильнее, чем первая. Разрастание и плюрализация структур мегаполиса влечет за собой необходимость особой среды коммуникации – метромедиального пространства показа. Смещение фокуса событийности мегаполиса в сторону перформативности: функция имиджа как эйдоса. Процесс адаптации субъекта к новым условиям мегаполиса осуществляется как формирование новых типов телесности, где экстремальное функционирует как нормальное. Экстремальная норма представляет собой канал для подключения к смыслу существования в городских джунглях.
Доклад посвящен анализу городского пространства как динамической структуры (перформанса), которая обнаруживается в процессе воплощения повседневного «репертуара» социальных практик и связана с утверждением ценностей самовыражения и свободы.
Речь пойдет о психогеографии города. Различение в городе психологических зон делается не на основе его архитектурного стиля или жилищных условий. Метод его обнаружения – дрейф, бесцельное блуждание от рассвета до заката, которое тоже предполагает различные способы. Более революционно и эффективно психогеографическое исследование может происходить в ходе активистских практик, путем присоединения к группам жителей, которые защищают сложившуюся городскую среду, обозначая тем самым его наиболее важные психогерографические и экологические точки. Осуществление коллективных действий приводит к новому сознанию собственного города.
Пространство города изоморфно лабиринту. В силу чего уже в древние времена лабиринт становится условным изображением города. Пример: эмблема-лабиринт древней Трои. Кроме того существует определенная корреляция между сменой моделей мироздания, трансформацией городского пространства и топографической модификацией лабиринтов. 1) Архаические (мистериальные) лабиринты, как и древние города, строились по модели космологической спирали: имели ярко выраженный сакральный центр и радиально-концентрическую структуру переходов (улиц). Данная модель организации пространства символизировала космологическую завершенность городов-лабиринтов, их целостность и органичность. Городская доминанта: храмовый комплекс, кремль или замок – концентрировали и как бы закручивали вокруг себя спираль городской жизни. 2) Современный мегаполис, утративший «мистериальный центр», а вместе с ним целостность и органичность структуры, превратился в пространственную апорию. Расширение предельного контура в купе с распадом перспективы и дезинтеграцией городских микрорайонов сделали город однородным пространством запутанных переходов. Современный мегаполис «повторяет» – судьбу тупикового лабиринта-апории, который из «машины» предельной концентрации превратился в место рассеянного и досужего блуждания, топос затерянности и одиночества. 3) Развитие транспортных магистралей, массовых сетевых коммуникаций, срастание городов-сателлитов в странное гиперобразование, мало похожее на традиционный город, постепенно уничтожая его контуры, встраивает его в качестве узла в единую глобальную сеть. В этой связи ризома как модель нового миропорядка отрицает город как локализованное пространство. Точно так же как ризоматический лабиринт отрицает лабиринт как привилегированный топос, т.е. является видом, который отрицает свой род.
Популярный сегодня тезис о «постсекулярном состоянии» интерпретируется в контексте исторической типологии постмодернистского дискурса. При этом подчеркивается, что в каждом предшествующем типе за объявлением постмодерна как кондиции актуального философского и социально-научного мышления следовала творческая неомодернистская реакция. Первый тип, констатировав изжитость установок европейского Просвещения – субъектно центрированного мышления и исторической проективности, - провозгласил «исчезновение реальности» (ставшей операциональной) и «конец истины» (ставшей производной от экономических, властных и эстетических стратегий). Неомодернистская реакция (Хабермас, Гидденс) выражалась в столь же всеобщих терминах, как и эсхатология постмодернистов «первой волны» (Лиотар, Бодрийяр и др.). Второй тип, связанный с постколониальной теорией (Саид, Бхабха, Гилрой и др.), переинтерпретировал постмодерн как завершение глобальной гегемонии западного модерна и провозгласил повсеместное пограничье и культурную гибридизацию; неомодернистским ответом стала концепция «различных современностей» (Физерстоун, Гаонкар и др.). И постановку секулярности под вопрос вполне можно интерпретировать как следующий (третий) шаг в проблематизации модерна («секулярность» я понимаю вслед за Тэйлором как специфическую конфигурацию опыта, основанную на «эксклюзивном гуманизме»). Моя гипотеза состоит в том, что в этой связи следует не столько провозглашать попятное перераспределение полномочий между «разумом и верой» (Хабермас/Ратцингер и др.), сколько развивать критику политической экономии (безусловных) ценностей в социальных ландшафтах.
К числу отличительных черт «философии в состоянии 'пост'» следует отнести ревизию прежних теоретических стратегий. Применительно к трансцендентализму, являющемуся переходным звеном между «традиционной» и «постметафизической» философией, ревизия подразумевает реконфигурацию характерных для него дуализмов, таких как разделение эмпирического и трансцендентального, онтического и онтологического, временного и вневременного, материального и формального. Эта реконфигурация достигается за счет известной «дефляции» и изменения «топики» трансцендентального (конститутивного) опыта. Предлагаемая нами идея медиального трансцендентализма в общих чертах состоит в следующем: «трансцендентальное» сегодня – это не нечто потустороннее по отношению к «являющемуся миру», а определенный модус опыта этого мира, развертывающегося «посреди» повседневности.
Понятие имманентной трансценденции используется в современной литературе для обозначения опыта, имеющего трансцендентальное значение для человеческой жизни (т.е. придающего таковой смысл/ценность или выступающего в том или ином отношении ее организующим принципом) и вместе с тем не отсылающего ни к какой трансцендентной (метафизической) инстанции. Можно сказать поэтому, что речь идет о «внутримирной» трансценденции. В качестве примера последней я хочу остановиться на «феномене» дара. В докладе будет предпринята попытка выявить соответствие между структурными характеристиками опыта дара и особенностями генеративного опыта.
Новая эпоха – сложная эпоха. Ее именуют эпохой post – постпросвещенческой, постмодерном, эпохой постполитики, постэкономики и т.п. Но в этом случае она становится привязанной к своему прошлому. А важно увидеть ее как новую, как эпоху, которая настает, которая грядет, которая перед нами, не как эпоху post, а как эпоху ante. Тогда и для философии важно осмыслить себя в отношении ante, в отношении того, чем она должна стать. Как ни определяй философию, но она всегда размышляет об основаниях. Различия в ее толковании начинаются тогда, когда заходит речь о самих основаниях. Именно здесь, как представляется, скрывается и различие между классической философией (куда относится и философия модерна) и наступающей (куда входит и так называемая философия постмодерна). Вся классика рассуждает об истинных основаниях как таковых (понимая их по-разному), а грядущая философия начинает говорить об основаниях моей жизни. И этот акцент – моей – в разных философских вариациях различен: от моей типа Dasien = это «мы сами», до моей = заботы о себе Фуко и моей Мамардашвили = необходимость себя, где «становление философского знания – это всегда внутренний акт, который вспыхивает, опосредуя собой другие действия» (М.К. Мамардашвили). Доклад предполагает показать, что грядущая философия (антефилософия) отказывается от традиции осмысления бытия под знаком общего, становясь философией бытия уникального, философией своего бытия, философией себя.
Единственный способ всерьез принять претензию на философию в состоянии "пост-" – это, подобно Кантовскому мореплавателю, еще раз осмотреть покидаемую землю. Темой моего выступления будет проблема среднего знания, как она переформулируется в метафизике Лейбница, и связь ее с отношением моральной/метафизической достоверности. В этом своем эксурсе в начало XVIII века я надеюсь высветить те начала, в приверженности которым формируется современная обращенность к актуальности, а именно, то, что можно назвать принципом контингентной индивидуации, которая и была артикулирована в эпицентре того, что мы по странной привычке называем трансцендентальной философией.
Замысел предполагаемого выступления состоит в том, чтобы рассмотреть фундаментальную онтологию в контексте трансцендентальной философии с точки зрения ее отношения к проблеме субъективности – проблеме, которая, начиная с Декарта, становится «неизбежностью» философской мысли: после явных отказов от опоры на субъективность в обосновании знания и его рациональности так и не была преодолена трансценденталистская установка, исходящая из субъективных достоверностей жизни сознания. Феноменологическая философия открыла не-эпистемологические измерения субъективности, что привело в фундаментальной онтологии Хайдеггера к принципиально новому переосмыслению понятия субъективности. Однако удалось ли Хайдеггеру справится с этой «болезнью» европейской философии, нашедшей свое наиболее яркое выражение в поисках субъекта и зафиксированного «задним числом» ему принадлежащего жизненного мира, и которая есть, скорее, мучительная тоска по утраченной «заботе о себе», ибо при всех попытках познающей субстанции присвоить еще и статус само-познающей, кажется, что уже и сам субъект исчезает, ускользает, оставляя после себя лишь пустую интенцию без содержания, пустой жест… Претерпевает ли у Хайдеггера существенные изменения однажды найденный алгоритм поиска субъекта и соответствующего ему предметного сущего?
В докладе будет произведен анализ попыток, предпринимаемых некоторыми крупными мыслителями, обосновать собственную позицию посредством демонстрации того, что она завершает путь истории философии. Причем таким образом, что делает необходимым саму эту позицию, включающую в себя все предшествовавшее философствование в снятом виде. В качестве примера такого рода завершения истории философии в избранной философской позиции будут рассмотрены философские построения Г.В.Ф. Гегеля и М. Хайдеггера. В первом случае речь будет идти о завершении истории философии в ее последнем – абсолютной системе философии, после выступления которой в истории философии дальнейшее осуществление философии оказывается уже невозможным. Во втором случае будет затронут проект нового начала философии, которое приводит нас к ее первоначалу, еще не видимому нами в настоящем философии – так, что оказывается уже невозможным продвижение в более изначальное измерение. Кроме того, здесь будут затронуты мотивы позднего Хайдеггера: завершение философии как метафизики в контексте все возрастающего забвения бытия, разрешение завершенной философии как метафизики в нефилософские формы осуществленности (напр., планетарная техника). В связи с этим будут затронуты такие вопросы, как вопрос о необходимости и значении исторического измерения для философии вообще, вопрос о необходимости (соответственно, ненеобходимости) завершенности исторического измерения философии, вопрос о телеологии истории философии. А также: вопрос о соотношении философской и религиозной эсхатологии. Фоном для подобного рассмотрения будет выступать проблема статуса и значения философской работы (в ее собственном смысле) после предполагаемого исторического завершения философии.
В докладе будут рассмотрены притязания постмодернизма на статус пост-философии и критика этих притязаний со стороны неомодернистов (Бек, Гидденс).
Наше внимание все заметнее смещается от вещей – к образам, от реального – к знакам реального. Существенно иной становится конфигурация жизненного мира: люди все чаще имеют дело не с вещами (не с первичными образами вещей), а с их отображениями на внешних носителях. Последствия иконического поворота многообразны. Одним из существенных его аспектов следует признать воздействие домашней фотографии на биографическую память. Суть процесса трансформации спонтанной памяти под воздействием фото-образов можно определить как ее симулирующее стимулирование, как подмену органической памяти ее симулякром. Фотография, которую производят и сохраняют ради памяти о том, что действительно было, мало помалу перестает отсылать к референту, замыкая наши зрительные воспоминания на фотографические образы. Из теоретического исследования влияния фотографии на структуры и содержание биографической памяти следуют вполне практический вывод: формирование домашнего фото-архива, просмотр любительских фотографий и возможные последствия этих актов должны быть осознаны нами, что, возможно, позволит выработать персональные стратегии взаимодействия с фотографией.
Целью данного доклада является прояснение возможности позитивного использования концепта "общественного труда" после той радикальной критики, которой подверглась производственная парадигма в современной социальной философии и социально-критической теории. Обнаружение репрессивно-инструменталистских импликаций, содержащихся в феномене трудовой практики, равно как и "исчерпание утопии общества труда" (Хабермас) - все это в значительно мере затрудняет перспективу социально-философского анализа общества исходя из концепции общественного труда, которая долгое время служила как инструментом социального анализа, так и орудием нормативной социальной критики. Тем не менее вывод о конце общества труда представляется несколько поспешным, поскольку в современной действительность социальные проблемы, связанные с организацией труда, до сих пор играют существенную роль в политической сфере. В результате возникает необходимость переформулирования концепта общественного труда, которая позволила бы его позитивно использовать в социальной философии и социальной теории. В этой связи для выполнения поставленной задачи происходит обращение к концепциям современных социальных теоретиков (A. Honneth, N. Fraser, A. Sayer, E. Renault, C. Dejours, J.-P. Le Goff, A. Petersen, R. Willig).
В центре внимания – два обстоятельства. С одной стороны, «философия постмодерна» всегда описывается «со стороны» и идентифицируется либо из логики разрыва с так-то и так-то понимаемой традицией, либо из соответствия ее тематики (смерть субъекта, редукция мира к тексту, релятивизм и т.д.) – общему духу постмодернистской культуры. (Примерами подобного рода идентификаций могут служить генеалогии постмодернизма Вельша, Хабермаса, Джеймисона, Беста/Келлнера). С другой стороны, собственный контекст этих проблемных полей, обретаемый в работах наиболее часто номинируемых «представителей» постмодерна, предполагает совершенно иные фигуры подрыва и формы согласования с целым. Через обращение к понятию «логоцентризма» Деррида и оппозиции «представление/производство» Делеза мне бы хотелось показать, что «собственная» проблематика «пост»-философии слабо совместима с историографией, множащей региональные приметы универсального пост-состояния.
Данный доклад будет представлять собой продолжение моих исследовательских интересов, связанных с пересечением двух тем: кризиса левых движений и трансформацией социальных миров, происходящей в последние десятилетия. Существует определенная традиция мыслить крах социализма как свидетельство нежизнеспособности левой политики в новых общественных условиях, обозначаемых общим понятием «постмодерна» «рефлексивного модерна». Нисколько не пытаясь оспорить данный тезис, я пытаюсь показать, что дезориентация левых должна быть понята как следствие реализации определенных их установок. Одной из таких установок следует считать стремление к гомогенизации социального пространства – что не означает, правда, ее унификацию. Однородность (=гомогенизация) в отличие от однообразия (=унификация) не предполагает отсутствие различий, но означает отсутствие различий качественных. Тем самым все различия – социальные и культурные – левая стратегия всегда стремилась сделать управляемыми и манипулируемыми для повышения прозрачности социальных отношений и эффективности администрирования. Но стирание качественных различий и гомогенизация социальных отношений, в итоге, привели не увеличению управляемости социальным пространством центральной инстанцией, но к подвижному и текучему характеру социальной динамики, грубо и привычно обозначаемой «постмодерном». Тем самым, социальные трансформации настигли левые революционные движения не извне, но подспудно готовились этими последними на протяжении своей более чем вековой истории.
Речь идет о субъекте в версии психоанализа. Становление субъектом для Лакана и его интерпретаторов сопровождается драматичным отыгрыванием вытесненной первичной травмы. В связи с этим представляется востребованной одна из ключевых метафор -"волшебный блокнот" - введенная в психоаналитический дискурс еще Фрейдом и поясняющая, каким образом разворачивается процесс субъективации. ("Блокнот" демонстрирует специфическую форму пространственно-временной организации психического аппарата). Связь с эстетическим дискурсом здесь, разумеется, не только в метафоричности дискурса психоаналитического. Важно то, что в основе становления субъектом лежит способность к восприятию (невозможная без дифференцирующей стадии зеркала). Соответственно, эстетическое понимается здесь в аспекте чувственно воспринимаемого и обладающего выразительными формами. Кроме того, психоанализ, существуя на границах науки и искусства, имеет дело с аффективной составляющей человеческого опыта, что отсылает к эстетическому измерению. Сопоставление психоанализа и эстетики может быть продуктивно в контексте заявленной темы и в том случае, когда мы рассматриваем эстетическое в качестве сферы художественной практики. Представляются интересными заимствование психоанализом способов проблематизации искусством границ конвенциональности, а в конкретизированной постановке цели - поиски объяснительных моделей, способных избежать универсализирующей установки.
В докладе обосновывается положение, что феноменология вследствие имманентной политизации не нуждается в специальной политической философии. На основе работ «позднего» Гуссерля и Ландгребе оспариваются основные положения «феноменологии политического мира» Хельда: 1) рождением человеческого в человеке выступает появление открытого пространства борьбы мнений; 2) появление пространства борьбы мнений является моментом учреждения политического. Демонстрируется, что феноменологически понятое политическое является сферой борьбы за расширение пространства «субъективных» возможностей в ходе практической деятельности, а феноменологическая философия, поскольку она выступает способом расширения горизонтов мышления и практики, сама является особой политической стратегией.
О тексте
Дополнительно