Критика идеологии либерализма в политической онтологии к. Шмитта

Прежде всего, необходимо пояснить само название статьи. Сделать это можно, обозначив контекст, в котором используются термины «критика», «идеология», «либерализм», «политическая онтология».
Критика в философии – не то же самое, что «критика» в обыденной жизни или в науке. Термин «критика» используется здесь в кантианском смысле. Критика – это философское осмысление, выявление оснований. Поэтому «критика» либерализма вовсе не предполагает какого-то априори «негативного» отношения к этой идеологии.
Но что же такое идеология? В рамках социально-политических наук под идеологией понимается систему взглядов, идей, ценностей. В основании такого понимания идеологии лежит философское, то есть онтологическое понимание идеологии как языка и традиции. Это исходный и ключевой тезис современной философии политики. Основная задача «критики идеологии» – выявление онтологических оснований идеологии как «системы взглядов и ценностей». Ещё раз подчеркну, что речь идёт о философской, а не о социально-политической критике.
Что понимается в контексте статьи под «либерализмом»?
Либерализм - это одна из (многих) идеологий.  Важно отметить следующий принципиальный факт: не существует идеологии в единственном числе, существуют (точнее, сосуществуют) всегда несколько идеологий. Идеология – это всегда одна из идеологий. Существование так называемой «господствующей» идеологии только подтверждает этот тезис. Идеология может быть или не быть господствующей только потому, что она не является единственной
Теперь о «политической онтологии». Термин «политическая онтология» позволяет лучше понять специфику того контекста, в котором будут рассматриваться поставленные вопросы, нежели традиционный термин «политическая философия». Термин «политическая онтология» дословно может быть переведён как учение о политическом бытии, учение о политике как бытии. В этой связи традиционные определения политики как рода занятий или сферы «общественного бытия»  нуждаются в уточнении.
С чем связано обращение именно к работам К. Шмитта?

Прежде всего, с тем, что Шмитт был одним из первых и одним из наиболее глубоких философских критиков либерализма. В работах «Понятие политического» , «Политическая теология» , «Духовно-историческое состояние современного парламентаризма» и др . Шмитт разработал принципиально новое понимание политики и политического .
С чем связана основная трудность при обращении к данной теме? С тем, что язык, на котором изъясняется современная политическая наука и политическая философия,  сформировался, в значительной степени, в рамках либеральной традиции, в рамках либеральной парадигмы. Задача, стоящая перед критиками либерализма в высшей степени сложна и противоречива: говорить о либерализме на языке, который сам во многом сформирован в рамках либеральной парадигмы. Эта задача сопоставима с задачей, которая стояла перед М. Хайдеггером: преодоление метафизики. Эта задача привела Хайдеггера к необходимости радикальным образом «реформировать» философский язык. К. Шмитт также вводит в политическую философию ряд новых принципиальных понятий, а многие другие традиционные понятия радикальным образом им переосмысливаются. Такое обращение с языком может показаться искусственным и насильственным, но без этого невозможна подлинная философия, в том числе и философия политическая.
Я остановлюсь на четырех основных аспектах политической онтологии Шмитта, соответственно, на четырех аспектах критики либерализма:

  • природа политического; новое понимание политического у Шмитта; либерализм о природе политики;
  • государство и политика; государство и демократия; демократия и либерализм;
  • государство и война; либерализм и война;
  • суверенитет государства и Решение; либерализм как отрицание Решения и суверенности государства.

1. Природа политического. Новое понимание политического у Шмитта

Какова природа политического? Чем политическое отличается от не-политического (морального, эстетического, экономического и т.д.)? «Определить понятие политического, - замечает К. Шмитт, - можно, лишь обнаружив и установив специфически политические категории»
Такими специфически политическими категориями выступают категории «друга» и «врага» .  Различие между другом и врагом конституирует политику как особое экзистенциальное пространство. Противоположность друга и врага является исходно-онтологической, то есть нередуцируемой к какой-либо иной противоположности. Подобно этому «в области морального последние различения суть «доброе» и «злое»; в эстетическом — «прекрасное» и «безобразное»; в экономическом — «полезное» и «вредное» или, например, «рентабельное» и «нерентабельное». Политический враг отнюдь не обязательно должен быть морально злым или эстетически безобразным. Он совсем не обязательно должен быть и хозяйственным конкурентом. Как пишет Шмитт, политический враг «есть именно иной, чужой, и для существа его довольно и того, что он в особенно интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое».
Враг – это тот, кто угрожает идентичности политического субъекта. Сразу же следует подчеркнуть, что политика есть там, где возможна идентичность (самоидентичность). Коль скоро утрачена идентичность и уже невозможно говорить о каком-либо «собственном существовании», невозможно и воспринять угрозу «собственному» бытию, так как никакого «собственного» уже не существует. Но всё дело в том, является ли идентичность чем-то таким, что можно просто «утратить»? С точки зрения Шмитта, на этот вопрос следует ответить однозначно отрицательно. Популярные в постмодернистских кругах идеи «постполитики», «постполитического мира» следует рассматривать в этой связи лишь как метафоры. «Постполитика» - это не отрицание политики, но какая-то новая форма политического, а раз так, то конститутивной для неё, опять же, является изначальное различие «друга» и «врага».
Враг угрожает идентичности, самоидентичности политического субъекта. Поскольку политическим субъектом, по Шмитту, исходно является (политически организованный) народ, а не индивид и не политическая партия, то враг – это тот, кто не принадлежа к народу, извне угрожает его идентичности. Ключевое понятие здесь – это понятие идентичности. Современные либеральные критики Шмитта (например, Ш. Муфф ) обрушиваются именно на это понятие, отмечая, что идентичность не есть простая эмпирическая данность, но есть задание и проект.
Но, думается, что эти упреки критиков являются необоснованными. Изначальным является не какой-либо фактичный, эмпирический враг, изначальной является сама структура друг-враг, которая как раз и порождает пространство политического. Будет ли тот или иной политический субъект другом или врагом – зависит от Решения.
Утверждая бытийную, онтологическую самостоятельность политического («друг» и «враг» - это не психологические, но онтологические, экзистенциально-онтологические категории), Шмитт отмечает опасность смешения политических, моральных, эстетических и экономических категорий.
Если Другой – это не просто политический враг, но злодей, обладающий всеми мыслимыми отталкивающими характеристиками, да ещё к тому же и экономический конкурент, то по отношению к нему оправданы любые меры . Этот тезис находит многочисленные исторические подтверждения. Такое смешение политики и морали, политики и экономики характерно именно для либерализма. Вот почему хвалёный либеральный гуманизм так часто оборачивается своей противоположностью.

2. Государство и политика. Государство и демократия. Демократия и либерализм

Субъектом политического Решения является государство, которое есть не что иное, как организованное единство народа. Именно государство принимает решение о друге и враге.
Политическое единство людей, воплощённое в суверенном государстве, Шмитт полагает «наиважнейшим единством». Государство – это не одна из возможных ассоциаций, членом которого может состоять так называемый «свободный гражданин», это наипервейшее единство, в известном смысле конститутивное для самой человеческой экзистенции. Государство, как говорит Шмитт, - это «субстанция политического единства» .
Политика в этом смысле – это не просто один из видов человеческой деятельности. Такое либеральное понимание политики прочно укрепилось в общественном сознании и в языке. Так, говорят «заниматься политикой» в том же самом смысле, в котором говорят «заниматься разведением кроликов» или «заниматься спортом». В таких словосочетаниях как раз и проявляется либеральное инструментальное понимание политики и государства. Но в том-то и дело, что нельзя «заниматься политикой» в том же смысле, в каком «занимаются» спортом или разведением кроликов.
Строго говоря, не человек по своему усмотрению и от случая к случаю «занимается» политикой, но государство, будучи основным субъектом политического, мобилизует человека на те или иные свершения. 
Но, коль скоро само государство есть не что иное, как организованное единство народа, его врагом может быть только другое государство. Отсюда следует, что политика, по самому своему существу, - это межгосударственная политика, это политика государств. Никакой «внутренней», «внутригосударственной» политики, строго говоря,  не существует.
Либерализм склонен приравнивать политическое к партийно-политическому. Будучи не в силах избавиться от фундаментальной структуры друг-враг, либерализм переносит её внутрь самого политического субъекта. При этом, по словам Шмитта, «внутригосударственные противоположности обретают большую интенсивность, чем общая внешнеполитическая противоположность другому государству» . Либерализм, таким образом, – можно рассматривать как разновидность политической шизофрении, это разделение или раздробление политического субъекта.
Представляя собой политическое единство народа и имея в качестве политического врага другое политическое единство, государство тем самым, вовсе не обязательно становится «антидемократическим». Это было убедительно показано Шмиттом в работе «Духовно-историческое состояние современного парламентаризма». «Демократия, - отмечает К. Шмитт, может быть милитаристской или пацифистской, прогрессивной или реакционной, абсолютистской или либеральной, централистской или децентрализующей, причём опять же по-разному в разные эпохи, не переставая быть демократией» . Сущность демократии Шмитт видит в тождестве управляющих и управляемых и в том, что «принимаемые решения должны быть значимы только для самих решающих».
Демократический принцип в пределе своем ведет к отождествлению общества и государства. При демократии государство и общество пронизывают друг друга. Государство и общество фактически сливаются друг с другом. Этот тезис Шмитта противоречит всей либеральной традиции в правовой и политической науке, которая предполагает четкое разделение «гражданского общества» и государства. Государство в идеологии либерализма имеет договорную природу (государство – результат «общественного договора») и находится на службе у «гражданского общества». «Либеральное» государство - это «правовое государство». В либеральной политической философии и политической науке такая форма взаимоотношения общества и государства получила название «либеральной демократии». В своих работах Шмитт показывает, что называться так она может лишь по недоразумению, так как принципы демократии и либерализма несовместимы.
Демократическое государство, как ни парадоксально это звучит для либерального уха, - это государство тотальное, государство, в котором воплощён принцип тождества правящих и управляемых, это государство, которое стирает границы между политическим и общественным, государственным и общественным, это государство, в котором все сферы и все стороны общественной жизни приобретают политический смысл и политическую значимость. Вот и получается, что подлинными демократиями были не Англия и Соединенные штаты, но Третий Рейх или сталинский Советский Союз. При этом не следует отождествлять тотальное государство с государством «тоталитарным», которое само является не чем иным, как либеральной интерпретацией идеи тотального государства.

3. Государство и война. Либерализм и война

Отношение, которое связывает двух политических врагов, Шмитт обозначает термином «борьба». Политика – это пространство борьбы между двумя или более политическими единствами. Война является разновидностью борьбы.
В основании (политической) борьбы лежит вражда. Вражда же – это всегда вражда к иному. Вражда – это одновременно бытийная необходимость и бытийная возможность, постоянно присутствующая в политическом пространстве. Тем самым Шмитт вовсе не постулирует борьбу и вражду как идеальное политическое состояние, но констатирует бытийную изначальность отношения враждебности . Бытие-в-пространстве-политического – это бытие-среди-врагов и это бытие всегда чревато войной. Это не значит, что оно обязательно есть война.
Совместима ли война с либеральной идеей общества и государства? Да, в том случае, если это «последняя война». Война, которую ведёт так называемое либеральное государство – это война против самой (идеи) войны. Любая война при либерализме – это последняя война в том смысле, что она ведётся ради того, чтобы «никогда больше не было войн». Но, как отмечает Шмитт, именно такие войны всегда отличались особой бесчеловечностью. «Ибо они, выходя за пределы политического, должны одновременно умалять врага в категориях моральных и иных и делать его бесчеловечным чудовищем, которое должно быть не только отогнано, но и окончательно уничтожено» . Либерализм привносит в политику моральные понятия, точнее, трактует политическое (в том числе и военное) противостояние в моральных категориях. Чтобы убедиться в прозорливости и актуальности этого наблюдения Шмитта, достаточно посмотреть, в каких терминах западные либеральные СМИ  освещают борьбу с так называемым «международным терроризмом». Ведя войну против самой идеи войны, либерализм, тем самым, только подчеркивает бытийную укорененность и неизбывность войны и враждебности.
Война – это одно из проявлений суверенности государства. Шмитт различает войны двух видов: война в собственном смысле слова, то есть война между государствами и гражданская война , которая является неизбежным следствием заражения политического единства вирусом либерализма. В ситуации гражданской войны государство утрачивает свою суверенность и перестает быть государством, фактически распадясь на ряд квазигосударственных образований, которыми могут быть политические партии, религиозные объединения, корпорации  и т.д.
То, что наибольшей жестокостью всегда отличались именно гражданские войны, - факт известный. Но то, что гражданская война и либерализм зачастую идут рука об руку – факт гораздо менее известный, и, тем не менее, это факт.

4. Суверенитет государства и Решение. Либерализм как отрицание Решения и суверенности государства

К. Шмитт по-новому трактует принцип суверенности государства.  Любое государство является государством суверенным. Суверенитет – конститутивная черта всякого политического единства. Суверенитет, говорит Шмитт, – это «реальная возможность определить врага и бороться с ним» . Смысл суверенности заключается именно в этом. Государство является суверенным, то есть в собственном смысле является государством (потому что «несуверенных» государств не бывает), если и только если оно обладает способностью принимать решение о «друге и враге», о различении друга и врага.
Слово «Решение» здесь используется в онтологическом, а не в обыденном смысле. «Решение о различении» нельзя поставить в один ряд с «решением сходить в магазин» или даже «решением покончить жизнь самоубийством». Это понятие совершенно иного уровня. Нельзя даже сказать, что субъектом этого решения является государство, что государство, как уже готовое, уже существующее политическое единство принимает решение о том, кто будет его «другом», а кто – «врагом». Скорее, государство как государство суверенное, государство как субъект конституируется в с самом этом решении, посредством этого решения.
Шмитт различает два фундаментальных состояния всякого политического единства: нормальное и исключительное. В нормальном состоянии поведение людей регулируется нормами (в том числе и правовыми). Исключительная ситуация предполагает Решение. Исключительную ситуацию с некоторой долей условности можно обозначить более привычным понятием «кризисная ситуация» или «чрезвычайная ситуация». В такой ситуации существующие в обществе нормы «не работают». Простое исполнение уже существующих норм само по себе не способно вывести из кризисного состояния. Выходом из кризисной ситуации может стать только решение суверена, которое само по себе не опирается ни на какие уже имеющиеся правовые, нравственные или религиозные нормы. Это решение, естественно, ведёт к трансформации самих общественных норм.
В этом – принципиальное расхождение Шмитта с либеральной моделью конституционного и правого государства. Либеральная идеология само государство рассматривает как результат общественного договора, а это означает, что государство не может выходить за пределы полномочий, предоставленных ему «гражданским обществом». Конечно, в конституциях либеральных государств предусматривается возможность «чрезвычайного положение», но это уже само по себе свидетельствует о несуверенности государства. Тот факт, что в конституции прописывается полномочия органов государственной власти в «чрезвычайной ситуации», как раз и означает, что суверенитет государства ограничен Нормой.
Суверенность государства, таким образом, заключена в способности опознать, идентифицировать чрезвычайную ситуацию и в этой ситуации принять политическое решение о различении друга и врага. «Если часть народа, - пишет Шмитт, - объявляет, что у нее врагов больше нет, то тем самым в силу положения дел она ставит себя на сторону врагов и помогает им, но различение друга и врага тем самым отнюдь не устранено» . И далее: «Если граждане некоего государства заявляют, что лично у них врагов нет, то это не имеет отношения к вопросу, ибо у частного человека нет политических врагов; такими заявлениями он в лучшем случае хочет сказать, что он желал бы выйти из той политической совокупности, к которой он принадлежит по своему тут-бытию, и отныне жить лишь как частное лицо» . Эти слова Шмитта объясняют тот факт, что либералы и пацифисты так часто играют роль «пятой колонны». Либеральная идеология и либеральный «образ мыслей», таким образом, - это главное препятствие на пути сплочения народа перед лицом всегда уже присутствующего и неизбежного политического врага. 

Либерализм фактически элиминирует политику, политическое измерение из общественной жизни. Политическая борьба трактуется либерализмом в нравственных и экономических категориях.
Существует фундаментальное противоречие между идеей суверенитета и идеей правового конституционного государства. Суверенное государство не может быть правовым государством в либеральном смысле этого слова. И наоборот: правовое государство не может быть суверенным. В этой связи становится понятна либеральная критика идеи «суверенной демократии». Проблема не в том, возможна или нет какая либо форма демократии, кроме либеральной демократии. Строго говоря, демократия может быть только суверенной, «несуверенная» демократия вообще немыслима. Либеральная же демократия – это нонсенс, это деревянное железо или круглый квадрат. Принципы демократии и принципы либерализма фундаментальным образом противоречат друг другу.
То, на чем основана идеология либерализма, можно обозначить термином самообман. «Самообман» здесь – это не психологическое, но философское понятие. В основании всякого, в том числе и либерального государства лежит Решение. Решение следовать либеральным принципам есть политическое решение, оно принимается народом, и вне этого решения сама идея «правового государства» не имеет никакого смысла. Либералы же ведут себя так, как будто либеральной идее не предшествовало никакое решение, как будто эта идея изначальна, как будто эта идея дарована человеку самим Богом. В либерализме всё обстоит так, как будто что-то уже решено без того, чтобы кто-то решил и решился. Может быть, поэтому либеральные политики так любят ссылаться на «волю Бога», «универсальные исторические закономерности» и пр. метафизические конструкты. Как будто, утверждая либеральные принципы, они выражают не свою волю, но волю Провидения или следуют «исторической необходимости», что, впрочем, одно и то же.
Проблема не в том, что западное либеральное общество не соответствует или не в полной мере соответствует своим собственным политическим идеалам и принципам («приоритет прав и свобод человека», «эмансипация общества от государства», «равенство всех перед законом», «рационализация общественной жизни» и пр.). В конце концов, ни одно общества не соответствует в полной мере провозглашенным идеалам и принципам. Проблема в том, что сама природа либеральных принципов такова, что общество не может им «соответствовать», их «воплощать».
В попытке теоретически обосновать эти принципы либерализму не обойтись без метафизических абстракций, будь то «Бог», «природа человека» или «универсальная историческая закономерность». Политическая же онтология К. Шмитта закладывает основы принципиально нового не-метафизического понимания политики. В этом смысле проект политической онтологии К. Шмитта можно рассматривать как продолжение  хайдеггеровского проекта преодоления метафизики.
Политическая онтология К. Шмитта является контрлиберальной не только потому, что она отрицает ценность либеральных политических институтов, но, прежде всего, потому, что представляет новый, принципиально отличный от либерального, политический язык. 
Критика идеологии либерализма – это, прежде всего, критика языка политической философии. В наше время эта задача не только не утратила своей актуальности, но, напротив, приобрела ещё большее значение, так как либерализм, по сути, претендует на роль политического метаязыка и политической метаидеологии, превращая тем самым в фикцию всякий идейный плюрализм.


Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. — 1992. — № 1. — С. 35—67.

Шмитт К. Политическая теология. — М:. Канон-Пресс-Ц, 2000. — 336 с.          

Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма // Шмитт К. Политическая теология. — М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.

Помимо названных сочинений на русский язык переведены также следующие работы К. Шмитта: «Диктатура: От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской массовой борьбы» (Шмитт К. Диктатура: От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской массовой борьбы (пер. с нем. Коринца Ю.Ю.; под ред. Кузницына Д.В.). СПб.: Наука, 2005), «Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса» (Шмитт К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса: Смысл и фиаско одного политического символа (пер. с нем. Кузницына Д.В.; под ред. Поздняковой Л.Г.). М., 2006),»Номос Земли в праве народов jus publicum europaeum» (Шмитт К. Номос Земли в праве народов jus publicum europaeum. М., 2008.), Теория партизана» (Шмитт К. Теория партизана: Промежуточное замечание к понятию политического (пер. с нем. Коринца Ю.Ю.; под ред. Скуратова Б.М.; комм., послесл. Дмитриева Т.А.). М., 2007).

Среди российских философов и политологов одним из первых заговорил о К. Шмитте А.Г. Дугин (Дугин А.Г. Карл Шмитт: 5 уроков для России // Дугин А.Г. Консервативная Революция. М., 1994). Среди других российских исследователей К. Шмитта нужно отметить, прежде всего, А.О. Филиппова (Карл Шмитт. Расцвет и катастрофа // Шмитт К. Политическая теология. М.: Канон-пресс-Ц, Кучково поле, 2000. С. 259–314; Критика Левиафана // Шмитт К. Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса. Смысл и фиаско одного политического символа. СПб.: Владимир Даль, 2006. С. 5–100; Техника диктатуры: К логике политической социологии // Шмитт К. Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы. СПб.: Наука, 2005. С. 277–322; Ожиревший Левиафан. Читают ли в Кремле Карла Шмитта? // Русский журнал, май 2008, №1. С. 50–57) и А.В. Михайловского (Борьба за Карла Шмитта. О рецепции и актуальности понятия политического // Вопросы философии. 2008. № 7. С. 158–171; «Внутренняя эмиграция» немецких консерваторов // Космополис № 3 (13), осень 2005. С. 117–130).

Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. — 1992. — № 1. — С. 39.

Там же. С. 39-40.

См. статью «Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии» (Муфф Ш. Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии // Логос. — 2004. — № 6. — С. 140—153).

Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. — 1992. — № 1. — С. 42.

Там же.

Там же. С. 53.

Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма // Шмитт К. Политическая теология. — М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.

Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. — 1992. — № 1. — С. 56.

Там же. С. 58.           

Там же.

Шмитт К. Понятие политического. С. 55.

Там же.

Там же. С. 56.

Комментарии

 
 



О тексте О тексте

Дополнительно Дополнительно