Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
Современная постмодернистская философия и культура, осмысляя положение субъекта в социальном, все чаще приходят к мысли о кризисе, утрате индивидуального, которое вытесняется, стирается в исполнении различных социальных ролей, поглощается тем образом, который субъект принимает в социальном как свой собственный. Субъект растворен, потерян в анонимности публичного (das Man Хайдеггера), он связан и определен системой означающих, которую он усваивает в социальном (по мысли Бодрийяра), существует в своем идеальном, символическом образе, с которым он призван себя отождествить (согласно Лакану). Лакан и Бодрийяр вслед за Марксом и Ницше видят социального субъекта как субъекта отчужденного, существующего как другой по отношению к себе. Чтобы разобраться в положении субъекта в социальном, рассмотрим более пристально концепции Ж. Лакана и Ж. Бодрийяра.
Социальное, согласно Бодрийяру, имеет своей целью выражать порядок означаемых и структурную форму, регулирующую обмен означающих внутри него самого. Социальное задает систему означающих, формирует такое присутствие субъекта, которое определяет себя и существует в положенных ему социальным границах. Присутствие в социальном пространстве связано для индивида с тем, что он принимает существующую в нем систему означающих и форм отношений, благодаря которой он субординируется, регулируется, подвергается нормализации, становясь субъектом социального, субъектом власти. “Социальное, - пишет Бодрийяр, - собирает подвластную субстанцию в единое тело, которым управляет и, вместе с тем, отливает в законченную форму каждый индивидуальный фрагмент” . Индивид в этом смысле есть проекция, производная системы социальных означающих, он начинает транслировать свою субъективность через ее механизмы, что и определяет, в конечном счете, его реальность.
Итак, по мысли Бодрийяра, субъект производится социальным порядком и через принятие системы его означающих управляется им. Принимая систему социальных означающих, субъект усваивает модель, образ себя, закрепленный социальными и культурными нормами - свой идеальный образ, которому он должен соответствовать. Природа социального субъекта, согласно мысли философа, обусловлена тем, что он возникает, обретая себя в чужом, приравнивает себя к своему социальному образу (“образу себя” в социальном), инвестирует себя в него, становясь экзистенциально равным ему.
Собственное же пространство субъекта, индивидуальное измерение всегда утрачено, считает Бодрийяр, поскольку оно уже означено, включено в машину означивания, скрыто, связано своим социальным образом. Таким образом, социальный субъект возникает как изначально лишенный собственного, индивидуального. Утрата собственного становится главным условием существования социального субъекта. Собственное в этом контексте есть невозможное, оно всегда предстает как утрата, как то, что субъект, в конечном счете, должен обрести вновь.
В символическом Лакана субъект связан своим идеальным образом, который он получает на стадии зеркала . Чтобы войти в мир символического, субъект должен отождествить себя со своим воображаемым образом, своей идеальной проекцией, своим “идеальным Я”. Принимая свой идеальный образ, субъект усваивает в нем и саму систему означающих, занимает отведенное ему в символическом измерении место, становясь фрагментом, частью социального. Идеальное Я есть, по словам Лакана, “точка пристежки”, воображаемая, фантазматическая форма субъекта, которая связывает его с пространством символического. Идеальное Я, воображаемый образ, замещает, вытесняет Я, занимает его место. Именно в результате этой подмены субъект оказывается вовлеченным в символический порядок. Идеальный образ, включаясь в структуру Я, удваивает ее, раскалывает Я на Я-идеальное (Я-символическое) и то, что Лакан назовет несимволизируемым остатком (реальным), образуя трещину, непреодолимый разрыв в самом Я. Общим местом в рассуждениях Лакана становится идея, что собственно Я как такового не существует, ибо главным условием его субъективации (возникновения символического субъекта) является как раз стирание собственного. Субъект возникает через собственную утрату, он не знает и не должен знать, что его нет, и именно это и делает успешной субъективацию. Именно благодаря этой онтологической нехватке возникает символический субъект – это есть, по словам Лакана, ацефальная субъективация, субъективация без субъекта. Для того, чтобы субъективация состоялась, она должна осуществляться анонимно – субъект символического не должен знать о своем сущностном отсутствии.
“Идеальное Я” Лакана и “образ себя в социальном” Бодрийяра - есть мое alter ego, символический двойник, моя социальная маска – это есть мое Я в социальном пространстве, которое субъект воспринимает как собственное и подлинное. Социальная маска возникает в данных концепциях как следствие онтологического промаха, ошибки, которую совершает субъект, отождествляя себя со своим идеальным, воображаемым образом. На месте Я появляется его социальная маска. В данных концепциях маска фигурирует как знак, присвоенный образ чужого (социальный образ), который становится онтологически неотличим от самого индивида. Маска в данном контексте представляет как само Я, так и его социальный образ.
Собственное, индивидуальное измерение, с нашей точки зрения, возникает в момент осознания того, что образ, который субъект принимает в социальном, - есть маска, что в социальном я сам есть маска, в этой ситуации само социальное измерение субъект начинает видеть как пространство масок. Осознание субъектом своей маски и как следствие - срывание этой маски становится онтологическим событием, которое приводит к рождению индивидуального бытия. “Субъект, - пишет И.В. Кузин, - подвергает сомнению то, что в него до сих пор вкладывала социальная среда, как программу в машину … он готов к тому, чтобы дать свой ответ” . В этой ситуации субъект начинает действовать самостоятельно, в пространстве масок знаком его индивидуальной стратегии становится его собственная индивидуальная маска. Или, как замечают Делез и Гваттари, социальная маска снимается другой маской - маской индивидуальной, что позволяет представить социальное пространство как пространство столкновения масок.
Индивидуальная, собственная маска позволяет субъекту отделить себя от своей социальной маски, деконструировать свой социальный образ, или, как пишет Ж. Деррида, “аннулировать в себе самом игру подчиненных операций” и перейти к индивидуальной стратегии присутствия. Как справедливо замечает П. Слотердайк, “там, где Я не хочет стать только лишь колесиком сверхогромной отчужденной машины социальности, оно должно вывернуть себя наизнанку” . Индивидуальная маска позволяет субъекту отличить себя от значений и ролей, которые он получает в социальном, возвращает субъекта к его собственной способности быть. Это есть внутренняя маска субъекта, маска-для-себя, всегда позволяющая представить себя иным в социальной реальности (под маской), оставаясь при этом всегда верным себе, своей собственной стратегии. На наш взгляд можно выделить следующие функции индивидуальной маски: защитно-оборонительную функцию - она позволяет субъекту отделить себя от своей социальной роли, от своего социального образа. Знаково-коммуникативную функцию - дает возможность субъекту обозначить свое присутствие в социальном пространстве, участвовать в различных социальных практиках. Адаптивную функцию – быть частью социального механизма, одновременно оставаясь суверенным, независимым субъектом, находящимся вне определяющих границ социального.
Итак, выбор собственной индивидуальной маски связан с процессом демаскировки. Демаскируя себя, субъект отделяет свое бытие от своей социальной роли, своей функции, которую он призван исполнять (я - не маска), тем самым он ускользает от определений социального, обретая свое собственное бытие на границах социального, существует в неком пограничье, в пространстве, которое не подлежит социальному определению, которое всегда сокрыто. “Первое, что нужно сделать человеку – пишет А. Секацкий, - это спрятать факт спрятанности, представить собственное бытие или истину как непотаенное, а точнее, непотаенное как истину” . Субъект становится разведчиком, шпионом, игроком в мире социального. “Шпион – полагает Секацкий, - тот, чей мотив индивидуального бытия вступает в конкуренцию с анонимными метаперсональными движущими силами слишком человеческого и выдерживает, превозмогает эту конкуренцию” . Социальный субъект, - продолжает эту интуицию французский философ и социолог А. Турен, - существует только как движение, которое проблематизирует логику социального, логику объективации и означивания . В этом смысле шпион есть тактика индивидуального противостояния социальному, в котором субъект, скрывая, сохраняет свое бытие, минуя его объективацию, кодирование в терминах социального.
Тактика, игра шпиона заключается в том, чтобы исполнять свои социальные роли, не отождествляясь с ними, не задерживаясь на них, или, по меткому замечанию Бергера и Лукмана, “он сохраняет по отношению к ним субъективную дистанцию – он целенаправленно и произвольно “надевает” их на себя. Вследствие этого собственное институциональное поведение понимается как роль, от которой можно отдалиться в своем сознании и которую можно разыграть под манипулятивным контролем” . Социальные роли и маски для шпиона являются средствами воплощения его собственной стратегии, он легко меняет их, не задерживаясь ни в одной из своих ролей, маскируясь под признанного, того, чье существование связано и определено социальными ролями. “Постигни положение вещей, – формулирует девиз шпиона Слотердайк, - учитывай ситуацию, сообразуйся с ней, затаись и замаскируйся … спокойно принимай убеждения, мировоззрения, синтезы всех направлений розы ветров, если того требуют институты общества … только держи свою голову свободной” .
Итак, шпион различает, отделяет себя от своего социального образа, от своих социальных ролей – демаскирует себя, отдавая предпочтение собственной, индивидуальной маске, которая становится его способом предъявления себя в социальном пространстве, - ремаскирует себя.
Тактика, как и само бытие шпиона, всегда предполагает маску, шпион скрыт под маской, без маски он теряет возможность сокрыть себя, и тем самым уйти от определений социального. Маска дает ход его игре, позволяет шпиону осуществить свой план, развернуть свою стратегию в действии, оставаясь при этом невидимым за ней, являясь в различных социальных ситуациях одновременно и игроком и наблюдателем.
Маска шпиона, индивидуальная маска, является, говоря словами Ж. Деррида, “непринципом и неоснованием, она определенно обманывает ожидание какой-то обнадеживающей архии, условия возможности или трансцедентала дискурса” . Продолжая эту мысль, можно сказать, что индивидуальная маска всегда отсутствует там, где ее хотят застать, обозначить, зафиксировать, где ее желают увидеть, она абсолютно авантюрна, субъект в маске всегда ускользает от любого определения, противится застыванию в каком-либо однозначном образе, или, как говорит С. Жижек, в социальном пространстве субъект в маске “одновременно наличествует и отсутствует, как бы мерцая или мигая” .
Само бытие шпиона обладает трансцендирующим характером, благодаря собственной маске шпион способен выходить за пределы социального порядка, проходить сквозь, оставаясь незамеченным, пре-ступать любой вид сущего, любой вид предметности в горизонте социального пространства. В этом смысле шпионологический субъект есть субъект экс-центрический, существующий за рамками социальной нормативности, осуществляющий себя через перемещение границ социального, обретая свое бытие в пределах, границах социального.
Сама практика отделения, различения себя от своих социальных ролей и масок, свободного обращения с ними выступает формой трансгрессивного опыта шпиона. Индивидуальная, собственная маска выступает в данном случае инструментом осуществления акта трансгрессии, символической формой трансгрессивного опыта, способом перехода к иному - индивидуальному способу бытия. Итак, с одной стороны маска выступает как способ осуществления трансгрессии, и одновременно - маска маскирует “под своего”, под признанного, что позволяет шпиону скрыть сам факт нарушения границ социального, перехода к индивидуальной стратегии присутствия. “В трансгрессии, - отмечают авторы “От Эдипа к Нарциссу”, - необходимо скрыть сам акт трансгрессии и ее результат, скрыть то, что ты нарушил, переступил границу, стал разведчиком собственной личности, собственного опыта” . Собственная, индивидуальная маска в рамках трансгрессивного опыта позволяет шпиону преодолеть притяжение социальных ролей и масок, свободно перемещаться по карте социального, действовать в социальном, символическом пространстве, всегда максимально осознавая, где проходит граница своего и чужого, устанавливая между тем и другим свою индивидуальную дистанцию.
Итак, в ходе рассмотрения концепций Бодрийяра и Лакана, выясняется, что возникновение субъекта социального связано с отождествлением со своим социальным образом, образом себя в социальном (Бодрийяр), с идентификацией со своим идеальным-Я (Лакан). Субъект онтологически определяет себя через свое социальное Я, отождествляет себя с ним, перепутывая собственное и социальное. Принимаемый мною социальный образ становится моим alter ego, моим социальным двойником – фигурой не-Я, возникающей как следствие онтологического промаха, ошибки, которую совершает субъект, отождествляя себя со своим социальным образом. В результате этой ошибки собственное объективируется, поглощается социальным, субъект утрачивает свою отдельность, свое приватное. Отождествление субъекта с его социальным образом, с “образом меня-в-социальном” приводит к вытеснению собственного, индивидуального, социальный образ становится знаком субъекта, его маской, которая приводит субъекта к отчуждению от себя самого. Обретение индивидуальной формы присутствия субъекта в социальном связано с демаскировкой субъекта - с отделением, различением себя от своей социальной маски (“Я – не маска”), с полаганием границы разделяющей пространство собственного и чужого. Способом сохранить собственное, индивидуальное и одновременно присутствовать в социальном, участвовать в различных социальных практиках, исполнять установленные в этом пространстве роли выступает собственная, индивидуальная маска субъекта, благодаря которой он ведет двойную игру, присутствуя в социальном как шпион, разведчик. Шпион искушен в притворстве и фальсификации, он способен принять любой образ, исполнить любую социальную роль, при этом никогда не отождествляя себя с ними, не приравнивая себя к ним. Маска позволяет шпиону ускользнуть от социального определения, действовать в соответствии со своей стратегией и тактикой, так шпион скрывается под маской, чтобы предъявить, обозначить себя в социальном пространстве. Таким образом, шпионологический опыт есть опыт апофатический, опыт отрицания-различения себя, перехода границ, положенных субъекту в социальном пространстве. Собственная маска позволяет субъекту обнаруживать, определять себя в социальном, оставаясь всегда верным своей тактике и стратегии, и таким образом собственная маска выступает индивидуальным способом бытия субъекта в социальном пространстве.
Бодрийяр, Ж. Пароли. От фрагмента фрагменту / Ж. Бодрийяр. - Екатеринбург.: У-Фактория, 2006. – С. 96.
Лакан, Ж. Стадия зеркала и ее роль в формировании функции я в том виде, в каком она предстает нам в психоаналитическом опыте / Ж. Лакан // Семинары. Книга 2. “Я” в теории Фрейда и в технике психоанализа. - М.: Гнозис/Логос, 1999.
Кузин, И. В. «Экзистенциальная пропозиция» игры: парадоксальный модус бытия / И. В. Кузин // Социальный кризис и социальная катастрофа. Сборник материалов конференции. - СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. - С. 131.
Деррида, Ж. От экономии ограниченной к всеобщей экономии: гегельянство без сдержанности / Ж. Деррида // Комментарии - 1993. - № 2. – С. 59.
Слотердайк, П. Критики цинического разума / П. Слотердайк. - Екатеринбург.: Издательство Уральского Университета, 2001. – С. 178.
Бергер, П., Лукман, Т. Социальное конструирование реальности / П. Бергер, Т. Лукман. - М.: Медиум, 1995. – С. 121.
Слотердайк, П. Критики цинического разума / П. Слотердайк. - Екатеринбург.: Издательство Уральского Университета, 2001. – С. 518.
Деррида, Ж. От экономии ограниченной к всеобщей экономии: гегельянство без сдержанности / Ж. Деррида // Комментарии - 1993. - № 2. – С. 121.
О тексте
Дополнительно