Сайт работает при поддержке
социально-гуманитарного института
Самарского университета
Сайт создан благодаря поддержке
Самарской гуманитарной академии
Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология. » – 2016. – № 1(19) стр.84 - 99
В статье рассматриваются место, роль и устройство феномена понимания в фундаментальной онтологии Хайдеггера. Выявляется структура феномена пони-мания в бытии «вот» Dasein.
Ключевые слова: разомкнутость, понимание, расположение, речь, отсылание, набросок, толкование.
Феномен понимания в философии Хайдег-гера играет большую роль. Именно с этим феноменом он связывает возможность постижения фундаментальных основ человеческого сущест-вования и окружающего его мира. Об этом свидетельствует целый ряд его работ: «Что это такое — философия?»; «Время картины мира»; «Наука и осмысление»; «Вопрос о технике»; «Учение Платона об истине»; «Наука и ос-мысление»; «Вещь» и др. Целью настоящей работы является прояснение истоков, сущности и «работы» феномена понимания в бытии человека, как они представлены в работе «Бытие и время»1.
Феномен «понимание» в основоустройстве бытия Присутствия
Понимание
как бытийная определенность Присутствия
В фундаментальной онтологии феномен понимания появляется сразу, как только ставится вопрос о направлении аналитики бытия. Тезисом о том, что «бытие есть бытие сущего», анализ фокусируется на сущем, бытие которого может быть предметом исследования. Здесь-то и формулируется вопрос о выборе того сущего, рассмотрение которого может прояснить смысл его бытия2. Поскольку сущее есть все, о чем мы говорим, что имеем в виду, к чему имеем какое-либо отношение, а также и мы сами, то выбор сущего в качестве предмета аналитики не может быть произвольным. Онтологическим и онтическим преимуществом в вопросе о смысле бытия обладает сущее, которое есть мы сами. Это сущее Хайдеггер именует как Присутствие3. Онтологическое преимущество Присутствия, в качестве сущего, спрашиваемого на тему его бытия, состоит в том, что оно является основанием любой -логии, то есть любого научно-теоретического знания о сущем. Онтическое преимущество сущего, которое есть всегда мы сами, заключается в нашем знании о своем бытии, более того само наше бытие покоится на этом знании. Знание о том, что «Я есть», суть онтическое отличие Присутствия от любого другого сущего4.
Знание «Я есть» не просто рефлексия своего существования, но особое отношение к своему бытию. Это отношение конституирует само «Я есть» в его бытийной определенности, которую философ обозначает термином «понимание»5. Отличие Присутствия, от любого другого сущего состоит в том, что оно су-ществует, так или иначе понимая как свое бытие, так и бытие в целом.
Понимание своего бытия как онтико-онтологическая определенность Присутствия подчеркивает Хайдеггер, не является феноменом онтологии, то есть не является родом «эксплицитного теоретического вопрошания». Понимание своего бытия как бытия онтологичного, есть феномен доонтологический6, феномен, на основании которого возникают и могут возникнуть всякие онтологии. Понимание своего бытия как конститутивное бытийное отношение определяет и специфику самого бытия Присутствия. Бытие Присутствия философ обозначает не термином «существование», который закрепляется им за бытием неприсутствиеразмерного сущего, а термином экзистенция7. Экзистенция — это понимающее бытие Присутствия.
Размыкание: расположение, понимание, речь
Определяя специфику бытия Присутствия, Хайдеггер пишет, что этому сущему свойственно бытийное отношение к своему бытию и что этим отношением его бытие ему самому разомкнуто. Присутствие, экзистируя фактично, всегда есть свое «вот». Его бытие «вот» есть то, ради чего Присутствие есть. Термином «ради-чего» Хайдеггер обозначает отношение Присутствия к своему бытию. Все, что существует устроением бытия-в-мире, существует «ради» самого Присутствия. Разомкнутость бытия Присутствия для него самого в аспекте отношения терминированного «ради-чего» Хайдеггер называет пониманием8. Отношение «ради-чего» есть изначальная расчлененность, артикулированность бытия «вот». Понимание есть артикулированная разомкнутость, открытость бытия «вот» Присутствия ему самому. Присмотримся повнимательнее к феномену разомкнутости. Что он собой представляет? Каким образом он определяется как понимание?
Разомкнутость есть «первичная конституция бытия» Присутствия. «Первичная» в том смысле, что разомкнутость есть основа устройства Присутствия. «Присутствие есть своя разомкнутость»9, — пишет Хайдеггер. А в заметке на полях добавляет комментарий к термину «есть»: «Экзистирует присутствие и только оно; соответственно экзистенция — выставленность и выстаивание в открытости вот; эк-зистенция»10. Разомкнутость и есть эта «выставленность и выстаивание в открытости вот». Размыкание в выставлении и выстаивании открывает Присутствию его бытие, делает его доступным для него. Эта открытость позволяет выявить конституцию бытия Присутствия, то есть те способы его бытия, которые лежат в его основоустройстве. В качестве этих способов размыкания, равноисходно конституирующих бытие Присутствия как экзистенцию, Хайдеггер определяет расположение, понимание и речь. Равноисходность их заключается в том, что они не выводятся друг из друга, то есть не являются ни основаниями, ни условиями, ни причинами и т. д. друг друга. Однако, будучи равноисходным с расположением и речью, понимание составляет лишь один из феноменов разомкнутости бытия «вот» Присутствия. Рассмотрим кратко расположение и речь и их отношения с пониманием для прояснения деталей связи понимания и размыкания.
Расположением философ называет «самое знакомое и обыденное: настроение, настроенность»11. В настроенности бытие «вот» Присутствия обнажается, как тягота, как врученность бытия человека Присутствию, как необходимость нести и взять на себя свое бытие. Причину этого Присутствие не знает, поскольку размыкающие возможности знания недостаточны в сравнении с исходным размыканием в настроении. В настроении Присутствие поставлено перед своим бытием как «вот», которое открывает «как оно есть» и «каково бывает» человеку. В настроенности, пишет Хайдеггер, Присутствие всегда уже по настроению разомкнуто. Однако эта разомкнутость не дана Присутствию по способу познания. В настроенной разомкнутости Присутствие кажет себя как «чистое „т а к о н о е с т ь“»12. Существо расположения в качестве фундаментального экзистенциала в его нерефлексивности. Рассматривая связь настроения со знанием и волей в бытии Присутствия, философ подчеркивает, что в определенные моменты экзистирования ни то, ни другое не имеет приоритета перед настроением. Настроение есть исходный бытийный образ Присутствия, «где оно разомкнуто самому себе до всякого знания и желания и вне рамок их размыкающего диапазона»13.
Таким образом, расположение представляет собой экзистенциальный основоспособ бытия Присутствия в разомкнутости своего «вот», своей фактичности до всякого знания об этой фактичности. Бытие в расположенности уже «определено» самой настроенностью, но еще не конципировано, не схвачено пониманием. «Определение» настроением основано на способности Присутствия быть затронутым в своей выставленности и своем выстаивании в открытости «вот», затронуто тем, что встречает Присутствие в разомкнутости своего бытия, а именно внутримирным сущим, другими и самим собой.
Речь — еще один способ размыкания «вот» бытия Присутствия. Определяя соотношение речи с расположением и пониманием, Хайдеггер специально подчеркивает, что речь в размыкании «экзистенциально равноисходна с расположением и пониманием»14. Однако этот тезис последовательно им не выдерживается. Наряду с уже представленной версией можно встретить и иные интерпретации соотношения речи с расположением и пониманием. Так на стр. 133 он утверждает: «Расположение и понимание равноисходно обусловлены (курсив мой. — С. Г.) речью»15. То есть речь одинаково выступает условием как расположения, так и понимания. А на стр. 164, анализируя соотношение речи, слышания и понимания, уже утверждает обратное: «Речь и слышание основаны в понимании (курсив мой. — С. Г.)»16. Таким образом, имеем все возможные виды отношений между пониманием и речью: понимание и речь не выводимы друг из друга, они равноисходны; речь — условие понимания; понимание — основание речи. Каково, однако, реальное, а не противоречиво декларируемое отношение речи и понимания в хайдеггеровской экзистенциальной аналитике бытия Присутствия?
Действительное положение вещей, с моей точки зрения, описывает тезис о равноисходности понимания и речи. В подтверждение тому можно привести следующие аргументы. Тезис об обусловленности понимания речью Хайдеггером просто декларируется, но никак не обосновывается. В параграфе 28 это положение находится в том месте, где он прописывает порядок изложения материала пятой главы «Бытие-в как таковое»17. Более основательно выглядит утверждение о равноисходности речи и понимания. Аргументируя его, Хайдеггер пишет, что «понятность … всегда уже членораздельна», а речь и есть эта членораздельность понятности. «Речь есть артикуляция понятности»18. Понимание, таким образом, всегда уже артикулировано речью.
Речь как артикуляция не только членит встречаемое, она формирует значение его, так как по сути своей является «означающим» в этом членении. Само членораздельное в речевой артикуляции он называет «целым значений», которое может быть разложено на осмысленные значения19. Речь как артикуляция не содержится ни в расположении, ни в понимании. Она им равноисходна. Вместе с ними она со-конституирует разомкнутость бытия-в-мире20. Но в своей равноисходности они как бы «встроены» друг в друга: расположение всегда уже «понимает», а понимание всегда уже «настроено»21 ; понимание и расположение всегда артикулированы речью22; речь как артикуляция всегда понятна и как выговоренное всегда расположена так или иначе. Все это позволяет Хайдеггеру определит речь как «значимое членение расположенной понятности бытия‑в‑мире»23.
Укорененность расположения и понимания друг в друге позволяет Хайдеггеру говорить о понимании как об «опережающем размыкании»24. Опережающее размыкание позволяет понять феномен разомкнутости не как простую открытость («выставленность и выстаивание в открытости вот»), но как уже всегда тематически определенное. Эта тематическая определенность Присутствия в своей разомкнутости и есть первичная определенность его бытия «вот». В опережающей разомкнутости Присутствию открывается оно само, мир и другие не в «что они есть», а в «как они есть». Присутствие в расположено-понимающем размыкании их встречает. Иначе говоря, в размыкании расположением-пониманием Присутствие получает возможность встретить сущее как нечто.
С другой стороны, взаимная укорененность понимания и речи раскрывает речь как способ бытийной связи Присутствия с встречным присутствие-размерным сущим (то есть с другим), а Присутствие становится способным «понимать» другого. Всякая речь как выговаривание сообщает, она всегда речь о…25
В сообщающем выговаривании конституируется артикуляция понимающего бытия-друг-с-другом. «Она (речь. — С. Г.), — пишет Хайдеггер, — осуществляет “общение” сонастроенности и понятность события. Сообщение никогда не есть что‑то вроде переноса переживаний, например, мнений и желаний, из глубин одного субъекта в глубины другого. Соприсутствие по сути уже очевидно в сонастроенности и в сопонимании»26. Сообщающее выговаривание речи реализует это «со-» в расположении и понимании. Именно реализует, а не формирует, поскольку событие в разомкнутости понимания и расположения уже есть.
Различие понимания, расположения и речи
в размыкании бытия «вот» Присутствия
Тезис Хайдеггера о том, что в размыкании бытия Присутствия распо-ложение и понимание равноисходны, говорит о различии этих способов как бытийных определенностей Присутствия в раскрытии его бытия. Остановимся подробнее на этих различиях.
Надо отметить, что сам экзистенциал «понимание» в хайдеггеровской аналитике бытия используется в разных значениях и обозначается разными терминами. Одним из таких терминов оказывается «внятие». Смысл этого термина Хайдеггер раскрывает через внимание, сохранение и удержание27. Такое раскрытие выглядит вполне логичным, если принять во внимание эти-мологическую связь терминов «понимание» и «внимание». Термином «внятие» Хайдеггер фиксирует аспект впускания познаваемого в свое бытие, делание его своим, о чем свидетельствуют слова «сохранение» и «удержание» в характеристике внятия. Другим термином, напрямую связывающим понимание с сохранением и удержанием, является термин «освоение»28. Лишь освоенное можно понять. Еще одним термином, раскрывающим смысловое богатство понимания, выступает термин «вкладывание»29. Этот термин, как и подобный ему «понимающее сквозное схватывание (выделено мною. — С. Г.)»30, фиксируюет активную сторону понимания как освоения. Наконец, одним из основных терминов аналитики Хайдеггера, раскрывающих смысловые аспекты экзистен-циала понимания, является набрасывание31. Набрасывающий характер понимания позволяет размыкать Присутствию его бытие собственным, о чем речь пойдет ниже.
Все эти термины — внятие, освоение, вкладывание, схватывание, набрасы-вание — употребляемые Хайдеггером в прояснении существа понимания как способа размыкания, высвечивают его как присвоение того, что встречается в размыкании. Понять — означает присвоить, сделать своим. Понятое как при-своенное, как освоенное становится своим, «входит», «встраивается» в строй бытия Присутствия. Присвоение пониманием позволяет пониманию быть осно-вочертой бытия Присутствия, придавать его бытию специфику познанного бытия, экзистенции. Присваивающий характер понимания позволяет «узнавать» встречающееся в размыкании, осваивая его. Присвоение пониманием выступает необходимым условием размыкания встречающегося, однако еще не позволяет прояснить его «что».
«Что» встречающегося в размыкании высвечивается пониманием в его значениях, связанных с открытием истины присваиваемого. Как открывается пониманием истина присвоенного встречного в размыкании? В какой своей «ипостаси» понимание размыкает истину встречаемого? Понимание, пишет Хайдеггер, в своем характере наброска экзистенциально составляет смотрение Присутствия. Смотрение возможно лишь в «освещенности», каковой и является разомкнутость «вот». Иначе говоря, истина встречаемого присваивается в освещенности «понимающего смотрения»32. Такое понимающее смотрение есть видение, в котором понимающему смотрению дается встретить открытое самому по себе. Видение сущего в его открытости, то есть в истине (истина как алетейя, как несокрытость), есть нечто иное, как знание сущего. Понимание с этой своей стороны раскрывается как освещающее-смотрящее или, точнее, уясняющее-смотрящее. Уясняющее смотрение позволяет пониманию присвоить истину встречающегося в разомкнутости бытия «вот», то есть встретить сущее как это сущее. Размыкание пониманием в совокупности выявленных сторон предстает как уясняющее-смотрящее присвоение и обладает следующими характеристиками: оно несет в себе условия постижения истины встречающегося в разомкнутости; в модусе видения открывает истину встречаемого сущего, его «что»; способно «узнать» и свою собственную «истину» на путях «самопознания»; выступает основанием познания как способа получения знания.
Иным образом происходит размыкание расположением. Из предшест-вующего изложения хайдеггеровской аналитики феномена размыкания можно увидеть, что в настроенности размыкается врученность бытия Присутствию. Бытие Присутствия в этой врученности «уже есть». «Уже есть» бытия Присутствия высвечивает необходимость самой врученности так, что Присутствие не может «избежать» или «скрыться» от своего «есть»33. В этой врученности Присутствие не знает ни «откуда и куда», ни причины и природы своего «есть», так как «размыкающие способности познания слишком недалеко идут в сравнении с исходным размыканием в настроениях»34. «Знание», размыкаемое в настроении, открывает «как оно» и «каково бывает» в «так оно есть и имеет быть»35. Это «так оно есть и имеет быть» обнажает структуру, строй, на-строй, рас-положение бытия «вот» Присутствия. Что собою представляет размыкающая способность расположения? Как настроением размыкается «так» бытия Присутствия?
«Так оно есть» Хайдеггер именует брошенностью. Брошенность означает фактическую врученность «бытия-вот» Присутствию36. Брошеность размыкает «вот» бытия не как «воспринимающее себя-обнаружение» и не способом «вглядывания в брошенность», а как «притяжение и отшатывание»37. Рас-положение настроенностью не рефлексируется, а настигает Присутствие38. Брошенности соответствует настигнутость. «Брошенность» и «настигнутость» не два разных процесса или состояния бытия «вот» Присутствия. Это два способа описания расположения. Брошенность указывает на врученность бытия Присутствию; настигнутость акцентирует притяжение или отшатывание в его «так оно есть». Настроение настигает, вырастая «как способ бытия-в-мире из него самого»39. Брошенность настигает бытие Присутствия в его «так оно есть».
Свою ту или иную настроенность в фактичной брошенности Присутствие обретает через специфику встречи с внутримирным сущим в размыкании расположением. Дело в том, что встреча Присутствия с внутримирным сущим в размыкании расположением имеет характер задетости40. Сама возможность задевающей встречи с внутримирным сущим определена тем, что Присутствие в своем бытии-в разомкнуто расположением как затрагиваемое и в этой возможности быть затронутым открыто миру. Присутствие задевается внутримирным сущим, поскольку «так оно есть» Присутствия есть на-строй, рас-положение. В этом задевании Присутствие настигает то или иное «так», бросая его в «так оно есть».
Размыкание расположением обладает рядом специфических характеристик: расположение размыкает бытие Присутствия брошенностью в его «так оно есть»; расположение размыкает настигая, способами притяжения и отшатывания; расположение размыкает не рефлексивно; в размыкании расположением Присутствие открывается миру, и в своей мирооткрытости Присутствие встречает внутримирно сущее; размыкание расположением внутримирного сущего имеет характер задетости, так как к устройству бытия-в Присутствия принадлежит его затрагиваемость. Эти специфические черты расположения позволяют определить специфику его размыкания как настигающе-задевающая брошенность. Само «задевание» здесь есть опережающее размыкание расположением. Иначе говоря задевание расположения позволяет бытию Присутствия открыться миру и себе до всякой артикулированности понимания.
Выявленные характеристики расположения и понимания позволяют ясно обозначить их различия как способов размыкания. Понимание в разнообразии своих аспектов уясняюще-смотрящего присвоения размыкает свое бытие из открытия своих возможностей быть, размыкает его как «возможное бытие». Расположение, в свою очередь, как настигающе-задевающая брошенность размыкает бытие Присутствия в своем «так оно есть». Оба эти способа размыкания взаимодействуют друг с другом. Расположением бытие Присутствия открывается ему самому как «готовое» к пониманию, «готовое» к встрече с самим собой. Однако, и это важно подчеркнуть, такое «предуготовление» настроенным расположением не имеет характера не только причинения, но даже черт инициирования понимания. Расположение не есть условие понимания. С другой стороны, их равноисходность в размыкании бытия Присутствия не отрицает их определенной зависимости друг от друга. Эта зависимость, в частности, проявляется в «предвосхищении» настроением понимания. «Пред-восхищающий» характер расположения, как он раскрыт в экзистенциальной аналитике Хайдеггера, будет показан ниже.
Размыкание речью есть артикуляция, членение. Речь как исходный экзистенциал разомкнутости артикулирует понимание и расположение. Артикуляция исходна в понятности. «Понятность и до усваивающего толкования всегда уже (курсив мой. — С. Г.) членораздельна»41 , — пишет Хайдеггер. Исходность артикуляции в расположении проявляется в говорении как сообщающей речи, так как говорение есть «всегда (курсив мой. — С. Г.) вид расположения (настроенности)»42.
Необходимо отметить, что размыкание речью конституирует важные для основоустройства бытия Присутствия структуры – событие и соприсутствие. Это конституирование исходит из слышания как экзистенциальной возможности речи. В слышании бытие «вот» Присутствия размыкается как событие для других и как собственная открытость для самого себя. Слышание друг друга складывает событие, конституируя тем самым бытие-в-мире как бытие-друг-с-другом. Таким образом, размыкание речью как сообщающе-членящем выго-вариванием в феномене толкования позволяет Присутствию встретить другого в модусе его присутствиеразмерного бытия.
Понимание — это отличительная черта бытия Присутствия. И, несмотря на равноисходность с ним расположения и речи в размыкании бытия Присутствия, именно пониманию принадлежит приоритет в определенности бытия Присутствия. Уже в самом начале своей аналитики Хайдеггер, определяя специфику бытия Присутствия в отличие от иных сущих, подчеркивает, что понимание своего бытия есть «бытийная определенность присутствия» и что онтическое отличие присутствия состоит в том, что оно «существует онтологично». И этого своего тезиса он последовательно придерживается на протяжении всей своей работы. Все это нацеливает на необходимость детального исследования феноменов, определяющих размыкающий характер понимания.
Многосложность устройства феномена «понимание»
Понимание и отсылание
Первым из таких феноменов, определяющих понимание как размыкание, Хайдеггер называет отсылание. Феномен отсылания появляется в «Бытии и времени» в связи с обсуждением темы мирности мира, в частности, вопроса об обнаружении в основоустройстве бытия-в-мире сущего в качестве подручного (средства). Он пишет, что феномен отсылания играет важную роль в консти-туировании мирности мира. Однако, как будет видно дальше, отсылание конституирует не только мир, но и разомкнутость понимания. Проясним вопрос: как отсылание конституирует размыкающие возможности понимания?
Хайдеггер рассматривает феномен отсылания на примере знака как средства отсылания, специфический характер которого состоит в указывании43. Указание он определяет как «вид» отсылания. С формальной точки зрения отсылание есть отнесение. Но отношение отнесения и отсылания не регулируется отношением рода и вида, в котором отнесение можно было бы рассматривать в качестве «рода» для различных «видов» отсыланий44. Философ специально подчеркивает формальный характер определения отсылания через отнесение, так как, по его мнению, под определение связи через отнесение попадают любые виды содержательных связей и любые способы бытия. «Всякое отсылание есть отношение, но не всякое отношение есть отсылание»45. Он указывает в этой связи на то, что если к отсыланиям и их взаимосвязи подходить с позиции системы отношений, то сам феномен отсылания нивелируется настолько, что теряется собственное феноменальное содержание отсыланий46.
Специфический характер отсылания Хайдеггер выявляет через указывание. «Всякая “указательность” есть отсылание, но не всякое отсылание есть указавание»47. Отсылание как указание основано в бытийной структуре бытия подручного, в его полезности для... Подручное, имея структуру отсылания, само по себе имеет характер отсылания. Оно всегда как средство есть то, с чем и в видах чего имеют дело. Средство всегда «для-чего», всегда в отнесении с каким-то делом. Поэтому характер бытия подручного в качестве средства раскрывается как имение-дела48. Иначе говоря, бытие подручного размыкается в отсыланиях, которые указывают на него как на средство для дела. Бытийная структура отсылания допускает подручное как средство для дела. Отсылание — это допущение имения-дела.
Отсылание никогда не существует как одинокая отсылка. Оно всегда есть «целость отсыланий», система отсылок, так же как имение-дела подручного всегда включено в целость имения-дела. «Само имение-дела как бытие подручного всегда открыто лишь на основе предоткрытости целости имения-дела»49. Имение-дела — это способ бытия сущего как средства (подручное), в которое оно высвобождено, открыто и в этой открытости допущено к встрече. «Имение-дела» есть онтологическое определение бытия этого сущего.
Всякое конкретное имение-дела с подручным всегда открывается из целости имения-дела. Однако сама целость имения-дела в итоге восходит к Присутствию, «с которым уже не может быть имения дела»50. Конечной целью отсылания всегда выступает само Присутствие. Поэтому в любой первичной отсылке уже укоренено отнесение к Присутствию, которое Хайдеггер терминирует «ради-чего»51. Отметим, что взаимосвязь отсылок имеет своим основанием бытие Присутствия. В таком случае понимание проясняется как отсылающее размыкание. Присутствие пониманием отсылает себя всякий раз в имение-дела и тем самым размыкает свое бытие для встречи с внутримирным сущим и с миром в целом. «Для встречи» здесь нельзя понимать таким образом, что до встречи Присутствие было замкнуто и отдельно от него существовал замкнутый мир. Бытие Присутствия в его основоустройстве бытие-в-мире всегда разомкнуто, а мир, с которым оно «встречается» благодаря подручному, — это не объективный мир здравого смысла, а феноменальный мир Присутствия. Термин «встреча» у Хайдеггера именует способ установления связи между Присутствием, которым всегда являюсь я сам, и не-Присутствием, не мною. В случае установления такой связи с миром «встреча» имеет специфику «имения-дела».
Таким образом, целость отсылания, в которой размыкается бытие Присутствия, есть допущение-встречи с тем, что встречается в разомкнутости бытия Присутствия. Если допущение-встречи высвечивается способом имение-дела, то в разомкнутости бытия Присутствия встречается подручное как средство для… Имея это в виду важно зафиксировать размечающий характер отсылания. Целость отсылания размечает открытость выставленнности и выстаивания бытия «вот» Присутствия. Именно целость отсылания как условие разметки разомкнутости бытия Присутствия позволяет разомкнутости заранее тематизировать допущенное к встрече сущее.
Определив размечающую («заранее тематизирующую») способность отсылания в размыкании бытия Присутствия, еще не удалось прояснить, как, каким образом понимание «участвует» в этой разметке? Ведь расположение, несомненно, тоже способствует разметке размыкания уже хотя бы тем, что бытие Присутствия размыкается всегда в какой-либо модальной настроенности. Однако, как уже было отмечено выше, приоритет в опережающем размыкании Хайдеггер все же отдает пониманию. Весь раздел, посвященный рассмотрению отсылания, он связывает с пониманием, определяя его как «себя-отсылающее понимание»52. Более того, углубляя свой анализ «целости отсылания» как системы отношений отсылок, философ прямо указывает на понимание как на то, что само в себе несет эту систему отношений отсылок53. Понимание в своей размыкающей ипостаси здесь само определяется в этих отсыланиях как то, что на-значает. И через это на-значающее самому себе понимает свое бытие и свое можествование бытия-в-мире. Это понимание как отнесение системы отсылок к своему «могу» бытия-в-мире (то есть как соотнесение) Хайдеггер называет «значимостью»54. В отсылающем назначении понимание устанавливается как опережающее размыкание, как заранее тематизирующая разметка.
Опережающее размыкание понимания реализуется не только в системе отсылок. Благодаря целости отсылания размечается, точнее, предразмечается, открытость для встречи с внутримирным сущим (подручным или наличным). В иных экзистенциалах Хайдеггер описывает возможность «встречи» Присутствия с самим собой.
Понимание и набросок
Отталкиваясь от интерпретации понимания как целости отсыланий Присутствия в имение-дела, Хайдеггер обращает внимание на то, что сама целость отсыланий в качестве основания имеет отнесение к Присутствию, означенное им «ради-чего»55. Понимание как опережающая разомкнутость и есть размыкающее отнесение «ради-чего». В этом «ради-чего» основывается и размечается значимость как условие можествования имения-дела, условие встречи с внутримирным сущим и, в конце-концов, как условие мирности мира. Размыкание «ради-чего» и значимостью — это необходимые и достаточные условия «полного бытия-в-мире». Иначе говоря, размыкание касается и мира, и других, и самой экзистенции Присутствия. Значимостью размечается мирность мира, а «ради-чего» размыкает возможность встречи со своим умением быть. Рассмотрим эту возможность подробнее.
В понимании Присутствие знает как «оно есть». Но это «знание» в размыкании пониманием не есть знание «что оно есть», но знание как оно «умеет быть»56. В своем умении быть оно есть «могущее-бытие» и в этом своем «можествовании» раскрывается как «своя возможность»57. Это не возможность произвола, неосознаваемого случая или логическая возможность. Возможность быть в устройстве Присутствия Хайдеггером проясняется не в качестве модальной категории, которая характеризует наличное бытие наряду с категориями «действительность» и «необходимость». Возможность в раз-мыкании пониманием обнаруживается как экзистенциальная характеристика бытия Присутствия, достаточно важная его характеристика. «Возможность как экзистенциал, — пишет Хайдеггер, — есть … исходнейшая и последняя позитивная онтологическая определенность присутствия»58. Последняя в том смысле, что в ее основании или ее условием не является более никакая позитивная онтологическая определенность, напротив, все остальные позитивные онтологические определенности Присутствия исходят из возможности.
Присутствие расположением уже настроено на возможности, брошено в них. Это означает, что «присутствие есть ему самому врученное могущее‑бытие, целиком и полностью брошенная возможность»59. Именно в можествовании-быть Присутствия содержится возможность «для самого своего умения быть». Эта возможность мочь быть самим собой открывается благодаря пониманию, так как «могущее бытие себе самому в разных возможных способах и степенях прозрачно»60. Прозрачность бытия Присутствия самому себе, размыкаемая пониманием, не вручается ему с необходимостью. Бытие собственным самому Присутствию доступно лишь в модусе собственного понимания, о чем речь пойдет ниже.
В своем умении быть Присутствие пониманием размыкает мир как возможную значимость и высвобождает внутримирное сущее на его возможности. Хайдеггер ставит вопрос: почему понимание в размыкании пробивается всегда к своим возможностям? И отвечает: потому что понимание само по себе имеет экзистенциальную структуру наброска 61. Набрасывающий характер понимания есть лишь модальность размыкающего броска, каковой в расположении является брошенность. Набросок понимания есть «экзистен-циальное бытийное устройство простора фактичного умения быть»62. Раз-мыканием Присутствие брошено в способ бытия наброска. Оно понимает себя всегда из возможностей, поэтому набрасывающий характер понимания не является ни планирующим, ни конципирующим тематически. Сами возможности до броска не существуют, и лишь «набросок в броске предбрасывает себе возможности как возможности и как таковым дает им быть»63. Предбра-сыванием себе своих возможностей наброском размечается (но не планируется и не конципируется!) «вот» бытия Присутствия.
Понимание есть свои возможности, которые высвечиваются только в наброске. Оно целиком и полностью ими пронизано. Понимание, вкладывая Присутствие в наброске на одну из возможностей, не отменяет другие. Вкладывание себя пониманием в одну из возможностей есть экзистенциальная модификация наброска как целого64. Разные модификации наброска по-разному определяют размыкающую способность понимания. Вкладывая себя пониманием в разомкнутость мира, Присутствие первично может понять себя как из своего мира, так и из своей экзистенции. Эти модификации наброска позволяют пониманию быть несобственным или собственным. Набрасывание на мир или на экзистенцию не является двумя альтернативными вариантами размыкания пониманием. Скорее, они «содержатся» друг в друге. В понимании мира всегда понята и экзистенция как бытие-в, а понимание экзистенции как таковой всегда есть понимание мира65.
Таким образом, понимание и его набрасывающий характер позволяют Присутствию обрести конституцию своего бытия «вот» и задают онтичнескую определенность этому бытию. В заметке на странице 145 Хайдеггер пишет: «Но кто есть „ты“? Тот, каким себя ты выбрасываешь — каким ты становишься»66. Размыкание наброском проясняется как специфический способ встречи Присутствия с самим собой.
Понимание и толкование
Проясняя набрасывающий характер понимания, Хайдеггер отмечает, что сами возможности бытия-вот Пристутсвия возникают в предбрасывании наброска. Что собою представляет это «предбрасывание»? Какой феномен обнаруживается этим «предбрасыванием наброска»? «Предбрасывание себе возможности» есть не что иное, как обретение формы, «оформление» наброска в броске. Набросок понимания, пишет Хайдеггер, имеет свою возможность формировать себя. Это формирование он называет толкованием. Толкованием понимание усваивает встречное, разрабатывая набросанные в понимании возможности. В толковании понимание становится самим собой, а именно уясняющим видением сущего в истине его что. Разработка брошенных наброском возможностей позволяет встречное осваивать как нечто. «Разомкнутое в понимании, понятое, всегда уже доступно так, что по нему можно выражение выявить его “как что”»67. «Как», образуя структуру понимаемого встречного, конституирует толкование. Как-структура толкования дает возможность Присутствию, с одной стороны, совершить предразметку встречного, а с другой — понимающе видеть встречное как нечто до всякой предикации.
«Предбрасывание» обнаруживается в феномене толкования. Как-структура толкования кажет само «предбрасывание» как сложнорасчлененный феномен, образованный предвзятием, предусмотрением и предрешением, которые фундируют толкование, задавая его как-структуру. Рассматривая пред-структуру понимания и как-структуру толкования, Хайдеггер ставит ряд вопросов: являются ли эти феномены «окончательными», «априорными», как они соотносятся между собой, имеют ли они экзистенциально-онтологическую взаимосвязь с феноменом наброска? На последний вопрос ответ уже был получен, так как толкование есть феномен формирования наброском самого себя. Вопрос об «окончательности» может быть решен выяснением соотношения пред-структуры понимания и как-структуры толкования. А их отношение Хайдеггер предлагает рассмотреть в направлении прояснения вопроса:
«не представляет ли то, что увидено как п р е д‑структура понимания и qua
к а к — структура толкования, само уже единый феномен?»68
Ведя свой анализ в определенном такой постановкой вопроса направлении Хайдеггер в качестве такого феномена называет смысл. Ход его рассуждения следующий. В наброске понимание размыкает встречное сущее в свих возможностях. Возможный характер всякий раз отвечает образу бытия встречного сущего, так как сама встреча представляет собой проекцию сущего на «мир» как целое значимости, в которое уже встроено бытие-в-мире Присутствия. Открытость встречного сущего в бытии «вот» Присутствия есть его понятность. В своей понятности встречное сущее «имеет смысл»69.
Смысл в экзистенциальной аналитике Хайдеггера предстает как экзистен-циал, структурно оформляющий в понимании то, что встречается Присутствию в понимающем размыкании. Смысл — это «формально-экзистенциальный каркас» встречающегося, который формируется в наброске понимания на свои возможности. До наброска смысла не существует. Он не является ни «свойством» встречаемого в наброске, ни «свойством» самого наброска. Смысл — это артикулируемое в понимающем размыкании. Расчленение «в-видах-чего» наброском понимания и есть смысл. Членением встречаемое приводится к понятности, поэтому в размыкающем понимании, пишет Хайдеггер, понят, строго говоря, не смысл, а встречное сущее, соответственно, бытие70. Коротко смысл можно определить как расчлененное «в-видах-чего» наброска, благодаря которому понимается встречаемое в разомкнутости бытия Присутствия. Этим структурным членением, артикуляцией «держится понятность чего‑либо». Важно здесь зафиксировать три момента. Первый состоит в том, что смысл — это структурное расчленение, артикуляция встречаемого в понимающем размыкании. Второй момент фиксирует «формируемость» этого структурного расчленения в наброске понимания. Третий обращает внимание на то, что смыслом, как артикуляцией «в-видах-чего» наброска, встречающееся становится доступно и может быть понято как что.
Таким образом, как-структура толкования действительно имеет свое основание в наброске понимания и представляет собой смысл как формально-экзистенциальный каркас встречного сущего, артикулированный толкующим пониманием. Однако, как уже было показано выше, артикуляцией понятности является речь. Возникает вопрос: в каком отношении находится речь со смыслом и токованием? У Хайдеггера есть недвусмысленное определение отношения речи и смысла: «Артикулируемое в толковании, исходнее стало быть уже в речи, мы назвали смыслом»71. Смысл — это артикулируемое в речи. А что в речи открывается как артикулируемое? То, что встречается в разомкнутости бытия «вот» Присутствия. Смысл, как «формальный каркас» расчлененного встречаемого в разомкнутости, удерживает артикулированное встречное и тем самым позволяет ему встретиться как что. Смысл не есть само членение, не есть артикуляция, он есть «структурность» артикуляции. А самой артикуляцией является речь. Именно она и формирует набросок, обуславливая усвоение встречаемого в разомкнутости бытия «вот» Присутствия.
Отношение речи и толкования определено тем, что речь выступает ос-нованием толкования. Толкование — это феномен формирования наброском самого себя. Формирование представляет собой разработку набросанных в понимании возможностей. В этой разработке размыкается встречное сущее как что. Размыкание здесь есть усмотрением открываемое, то есть как истолкованное. Производной формой толкования является высказывание в значениях показывания, предикации и сообщения. «Высказывание есть сообщающее определяющее показывание»72. Последнее значение имплицитно содержит в себе и первые два. Высказывание как сообщение позволяет разделить встречное сущее в его определенности с другими. Это «разделение» с другими в высказывании как сообщении производится без того, чтобы другие имели возможность видеть или осязать само сущее. Толкование позволяет «сообщить» о встречном сущем как о нечто, то есть как том, что имеет смысл. Но само толкование этот смысл не формирует. Он формируется артикуляцией речи, так как речь есть «значимое членение расположенной понятности бытия-в-мире»73. Таким образом, речь как значимое членение «строит» толкование, то есть «вносит» в него значимость целого отсыланий и тем самым его артикулирует.
Речь конститутивна не только для толкования, но и для отсылания и для наброска. Однако именно в понимании эти три феномена определяют специфику встречи с сущим. Толкованием в понимании «встречается» присутствиеразмерное сущее, отсыланием — мироразмерное сущее, а наброском — самость Присутствия.
***
Итак, что удалось узнать о понимании как феномене фундаментальной онтологии Хайдеггера. Прежде всего, то, что понимание есть феномен открытости (у Хайдеггера разомкнутости) человеческого бытия. Человеческое бытие как бытие «вот» есть бытие открытое в смысле его способности вступать в отношение с существованием любых других сущих, как существующих по способу бытия «вот», так и иными способами.
Открытость бытия «вот» есть не просто бытие открытым в смысле постоянной распахнутости, но как бытия, всякий раз вы-ходящем-из, в котором состояния «прежде», «теперь», «потом», «здесь» и «там» не тождественны. В каждом своем состоянии бытие «вот» всегда иное. Открытость бытия «вот» предполагает возможность любых состояний, подобно античному богу Протею.
Открывающееся пониманием бытие «вот» «выходит» за пределы своего «вот», бытийствует в мире и «впускает» мир в свое «вот». Хайдеггер подробно описывает «выхождение» в феноменах брошенности и наброска. Роль этих феноменов в экзистенциальной аналитике понимания заключается в первичном различении того, что встречается в бытии «вот». Первичное различение совершается с помощью тех возможностей, которые предбрасываются в броске бытия «вот»
и которые лишь в этом броске оформляются. Набрасывающие возможности «захватывают», конципируют встречаемое сущее и, таким образом, «вводят» его в круг бытия «вот». «Вводить в круг» здесь еще не означает «понимать», находиться в состоянии знания «что есть», но лишь означает состояние «нечто есть».
Различающие возможности наброска обусловлены тем, что открытость бытия «вот» у Хайдеггера обеспечивается расположением, пониманием и речью. Расположенность бытия «вот» позволяет ему встретить сущее, «настроиться», так как бытие в мире бытия «вот» так или иначе всегда уже задето в своем расположении. Задеванием бытие «вот» встречает сущее, точнее, его существование, фиксирует «нечто есть». Перевод неопределенного нечто в определенное что совершается членением нечто сообразно размыкающим возможностям наброска бытия «вот» и завершается в толковании артикулирующей речи. Лишь в артикуляции речи встречаемое в задевании сущее открывается в своем что, то есть как это сущее.
Можно ли говорить, что в такой конструкции расположение и речь выступают условиями понимания и не противоречат их равноисходности? Можно. Но лишь в том случае, если и расположение, и речь сами выступают модусами понимания. В этом случае расположение есть не что иное, как понимание, расчлененное задеванием, а речь — понимание, артикулированное толкованием. Тогда открытость бытия «вот», его разомкнутость есть понимание в единстве своих модусов — настроенности, броска и толкования.
Исчерпывается ли этим описанием структурного состава понимания его «механизм» размыкания бытия «вот», его «выход-впускание»? Нет, не исчерпывается. Остается непроясненным сам принцип его раскрывающей способности. Необходимо получить ответ на вопрос: как открывается истина сущего в размыкании бытия «вот»? Или по-иному: как мне в моем бытии «вот» открывается истина «Я есть»? Ответ на этот вопрос можно получить, лишь рассмотрев экстатику понимания.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. с нем. В. В. Бибихина. Москва : Ad Marginem, 1997.
СНОСКИ
1 Хайдеггер М. Бытие и время / пер. с нем. В. В. Бибихина. М. : Ad Marginem, 1997.
2 См.: Хайдеггер М. Бытие и время. С. 7.
3 См.: там же.
4 Ярко эта черта человеческого существования была выражена еще Майстером Экхартом: «Однажды мне подумалось... вот что: что я есмь человек, ничем не отличающийся от любого другого человека, такого же, как я; я глазею, слышу, пью, жую, подобно скоту; однако, что я есмь не принадлежит никому, как только мне самому, ни человеку, ни ангелу, ни Богу, — разве только я одно с Ним» (Meister Eckhart. Des Morgenstern. Ausgewalt, ubersetzt und eingelertet von Hans Yiesecke. В., 1964. S. 288).
5 См.: Хайдеггер М. Бытие и время. С. 12.
6 См.: там же.
7 См.: там же.
8 См.: там же. С. 143.
9 См.: там же. С. 133.
10 См.: там же. С. 442.
11 Там же. С. 134.
12 Там же.
13 См.: Хайдеггер М. Бытие и время. С. 137.
14 Там же. С. 161.
15 Там же. С. 133.
16 Там же. С. 164.
17 См.: там же. С. 133.
18 Там же. С. 161.
19 См.: там же.
20 См.: там же. С. 162.
21 См.: там же. С. 142.
22 См.: там же. С. 133.
23 См.: там же. С. 162.
24 См.: там же. С. 86.
25 См.: там же. С. 161, 162.
26 Там же. С. 162.
27 См.: Хайдеггер М. Бытие и время. С. 61—62.
28 См.: там же. С. 86.
29 См.: там же. С. 146.
30 См.: там же.
31 См.: там же. С. 145.
32 См.: там же. С. 148
33 Это то самое «не-алиби бытия», о котором писал М. М. Бахтин.
34 Хайдеггер М. Бытие и время. С. 134.
35 См.: там же.
36 См.: там же. С. 135.
37 См.: там же.
38 См.: там же. С. 136.
39 Хайдеггер М. Бытие и время.
40 См.: там же. С. 136—137.
41 Там же. С. 161.
42 Там же. С. 162.
43 См.: там же. С. 77.
44 См.: там же.
45 Хайдеггер М. Бытие и время.
46 См.: там же. С. 88.
47 Там же. С. 77.
48 См.: там же. С. 83—84.
49 См.: там же. С. 85.
50 Там же. С. 84.
51 Там же.
52 См.: там же. С. 86.
53 См.: там же. С. 87.
54 См.: там же.
55 См.: там же. С. 143.
56 См.: Хайдеггер М. Бытие и время.
57 См.: там же.
58 Там же. С. 143—144.
59 Там же. С. 144.
60 Там же.
61 См.: там же. С. 145.
62 Там же
63 Там же.
64 См.: там же. С. 146.
65 См.: там же.
66 См.: там же. С. 442.
67 Там же. С. 149.
68 Хайдеггер М. Бытие и время. С. 151.
69 См.: там же.
70 См.: там же.
71 Там же. С. 161.
72 См.: там же. С. 156.
73 Там же. С. 162.
← Предыдущая статья
Тревога как тело свободы в экзистенциализме Ж.-П. Сартра
О тексте
Дополнительно