Введение.

Как известно проблема власти  во все времена являлась  актуальной и весьма животрепещущей. Но в сегодняшней   ситуации всеобщего кризиса метанарративов и тотального состояния циничности данный вопрос приобрел особую остроту и актуальность. Произошло это в силу того, что сейчас – в постсовременности уже нельзя говорить о власти как таковой и о властных отношениях как о данности.

Ранее, скажем так, точку отправления власти олицетворял, например, монарх или суверен – как властный субъект, а точкой приложения карающей  власти правителя являлось, выставляемое на всеобщее народное обозрение, казнимое и пытаемое тело как объект власти.  Кроме того, нельзя не отметить и такого важного аспекта функционирования через рациональную субъект – объектную структуру власти и властных отношений, как зрелищность, оптичность и даже театральность пыток и казней.

Причём этот «кровавый спектакль» был призван играть зрелищно – назидательную и воспитательную роль, то есть власть тут активно задействовала простые оптико–зрительные механизмы, располагающиеся в пространстве прямой перспективы зрения, и, если так можно выразиться, «наглядное» знание.

Но, позднее, с течением времени и сменой общественно–экономической формации, а также активного  научно–технического прогресса, рациональная субъект – объектная структура и тесно связанное с ней «наглядно–оптическое» знание, как основа власти, подверглись процессу постепенной трансформации.

Классическая субъект – объектная структура распалась, знание из–за этой «смерти автора» (субъекта) и чрезмерного анонимного распространения перешло в ранг информации и массмедийного «оружия». Более того, произошла, если так можно выразиться, смена парадигмы человеческого существования, так как реальности в привычном «классическом» смысле теперь не существует – сегодня наличествует гиперреальность как некий базис (основа) новой постсовременной симулятивной парадигмы. А, поскольку, реальность – симулякр, то и всё в ней становится симулякром. Как следствие, сама власть, потеряв основу – перестала быть властью прямой перспективы зрения, и трансформировалась во власть симулякров.

Да и само слово власть в постсовременной ситуации кризиса языка звучит как «надругательство». Именно поэтому сегодня можно говорить лишь о визуальных стратегиях власти как о специфическом явлении постсовременности.

А специфика визуальных стратегий власти как раз и состоит в том, что они не поддаются исследованию, не подчиняются законам «классической» рациональности и, следовательно, не могут иметь ни источника, то есть властного субъекта – точки отправления власти, ни точки приложения власти – караемого объекта.

Из вышесказанного следует вывод о том, что визуальные стратегии власти рассеяны, размыты повсюду, вплетены во все точки симулятивной реальности и в одно и тоже время, всеми этими «точками» и излучаются.

То есть, как можно увидеть, произошло некое «удвоение – инверсия» или симуляция – всё является одновременно и источником и точкой приложения визуальных стратегий власти.

Здесь можно задать правомерный вопрос, почему речь идет именно о визуальных стратегиях власти, а не о каких–либо других «властных приемах»?

Ответ на этот вопрос лежит в основании, если так можно выразиться, самого устройства, принципа действия постсовременной реальности (но ответить на него можно лишь идя от обратного). Так как власть из властных механизмов и отношений, в силу вышеуказанного ряда причин, трансформировалась именно в визуальные стратегии власти. И этими визуальными стратегиями власти одновременно воздействуют и претерпевают их воздействие (тут опять двойной эффект симуляции) визуальные стратегии массмедиа и информации, pr–политики, и «молчаливого большинства» (как постсовременного социума), работающие по принципу визуального симулякра, конструирующего гиперреальность.

 Гиперреальность – это  визуальный симулякр действительности, который начинает заявлять о себе тогда, когда реальное становится более  истинным, чем истина, становится чем–то слишком реальным, чтобы быть истинным. В сегодняшней ситуации постсовременности  на производство такого рода модели реальности, симулякра действительности направлены массмедиа и информация (документальное кино, прямой эфир и интервью). Они производят ее  настолько много, что «мы» оказываемся окруженными непристойностью и порнографией. Наезд камеры на объект, по сути дела порносъемка, делает реальным то, что реальностью то никогда и не было, что всегда имело смысл только в пространстве прямой перспективы на некотором расстоянии. Гиперреальность или гипердействительность  постепенно формирует разубеждение в возможности хоть какой–то действительности, окружающий мир переходит в ранг «дурной» компьютерной игры. Данное разубеждение подавляет реальность тем, что заставляет ее постоянно увеличиваться в объеме, становится гиперочевидной и навязывать себя снова и снова.

Реальность, действительность, так же как и власть, субъект – объектная структура и знание могут подлинно существовать лишь в пространстве прямой – непосредственной перспективы зрения как некой константы устройства человеческого глаза, да и человеческой сущности вообще. Пространство же гиперреальности – есть пространство именно визуального симулякра, в котором действуют незримые визуальные стратегии власти,  подрывающие сущность индивида, превращая «его» в «молчаливое большинство». Ничтожат константу прямой перспективы зрения, отрывая и опосредуя, масс–медируя и «пряча» объект зрения от глаза.

Поэтому остается сделать печальный вывод о том, что реальности и действительности как пространства прямой перспективы и системы координат больше уже нет. И ничто уже не добирается до конца своей истории, так как ничто не в состоянии избежать  захвата визуальными стратегиями власти  и трансформации  в симулякр.

Но, для того, чтобы доказать всё вышесказанное, необходимо более тщательно исследовать интересующую нас проблему визуальных стратегий власти. Ввиду этого нужно не только раскрыть «устройство» и механизмы функционирования визуальных стратегий власти, но и, что самое важное, найти источник или точку отправления данных стратегий. Исследуя данный вопрос о поиске источника визуальных стратегий власти нельзя обойти вниманием  ряд следующих немаловажных явлений постсовременности, а именно:

1)   масс–медиа, так как именно они являются, скажем так, «генератором» симулятивной реальности и информационных потоков.

2)   общество в контексте «молчаливого большинства», так как социум  также  может выступить в роли точки отправления визуальных стратегий власти.

3)   политическую власть, так как политика является искусством управления государством, искусством властвования и, следовательно, политика и вытекающие из нее институты власти  на законных основаниях могут быть источником  визуальных стратегий власти.

Так же нельзя упускать из виду и тот факт, что все три вышеперечисленных возможных области  визуальных стратегий власти сегодня, впрочем, как и всегда, тесно переплетены между собой и, следовательно, рассматривать их в изоляции друг от друга не имеет никакого смысла. Ввиду этого нельзя исключить и той возможности, что источник или точка отправления интересующих нас визуальных стратегий власти окажется «рассеянным», если так можно выразиться, во всех данных областях.

← Предыдущая статья
Глава 1.

Следующая статья →
Курсовая работа

• Курсовая работа
• Глава 1.
• Глава 2.
• Глава 3.
• Глава 4.
• Глава 5.
• Глава 6.
• Заключение.