Глава 3.

Постсовременный социум как «молчаливое большинство»

или

точка отправления визуальных стратегий власти

 

Выше был поставлен вопрос, где  находится, если так можно выразиться, источник – область отправления интересующих нас  визуальных стратегий власти. Исходит ли эта сокрушительная сила от массмедиа или это ошибочная точка зрения, в чём тут состоит неправильная перспектива, «обман зрения» – подвох? В данной главе перед нами стоит задача исследовать  социум в контексте его постсовременного состояния, а именно в состоянии массы – в состоянии «молчаливого большинства»[1].

Предстоит выяснить, что же из себя представляет эта масса, как явление постсовременного общества. Может быть, именно безразличное большинство «порождает» визуальные стратегии власти?

Но для того, чтобы ответить на данный вопрос нужно как можно более пристальней «всмотреться» в это явление инверсии, так как масса –  социум, также как и массмедиа, вполне может выступить в роли «источника» визуальных стратегий власти и именно поэтому нельзя обойти вниманием явление «молчаливого большинства»[2].

 «Все хаотическое скопление социального вращается вокруг этого пористого объекта, этой одновременно непроницаемой и прозрачной реальности, этого ничто – вокруг масс»[3]

Массы являются некой черной дырой, т.к. они поглощают и нейтрализуют  безвозвратно всё  – «электричество» социального и политического. Они не являются ни хорошими проводниками политического, ни хорошими проводниками социального, ни хорошими проводниками смысла вообще – у них вообще нет никакого смысла.

Массы являются, как уже говорилось именно черной дырой, т.к. в них исчезает абсолютно всякий смысл и, как следствие, – пропадает абсолютно любая информация с любым содержанием: историческим, культурным, либо политическим. 

Таким образом, рациональная коммуникация и массы просто несовместимы. Массам конечно можно попробовать преподнести здравый морализаторский смысл, но это совершенно бесполезно – они жаждут зрелищ – именно зрелищ – то, что можно просто «зреть», просто смотреть, не задумываясь ни о каком смысле. И убедить большинство в более или менее серьёзном подходе к смыслу и содержанию сообщения совершенно бесполезно. Да и не удастся никакими усилиями. 

Масса, народ, безразличное население, «молчаливое большинство»[4], «амёбное» большинство – все равно, как называть это явление постсовременности – являются некой «бездной». В которой исчезает вообще любой смысл, любое рациональное выражение, даже любые смыслообразующие усилия, кем бы они не предпринимались и от кого бы ни исходили.

«Безразличное» население не подвластно ни массмедиа, ни политике, ни прочим властным институтам. Эти смыслообразующие структуры конечно бы и рады приписать им (массам) совершенно искренние потуги к стремлению обрести здравый смысл, но эти попытки тщетны.

Разреженные массы всегда свободны (свободны от смысла и от любого воздействия на них, которое они обращают против источника этого воздействия). Их по большому счету никогда не интересовал ни смысл ни воспроизведение смысла. В любом смысловом или знаковом сообщении, кем или чем бы оно ни посылалось, большинство всегда выбирает не смысл и не содержание этого сообщения – оно их не интересует. Этот «амёбный народ», если так можно выразиться, всегда выбирает  знаковую, символическую сторону информации – будь то в религии, в массмедиа, в политике – везде – здесь продолжают властвовать  визуальные стратегии  некой мифической парадигмы.

В религии вместо духовного света разума, истинной веры – масса  выбирает символическую, знаковую – «тёмную» языческую сторону религии  – только обрядность. И распространённое мнение о том, что народ, как кажется на первый взгляд,  одурманен до «умопомрачения» святыми догмами, и слишком  сильно в результате  этого давление бессознательного, оказывается ошибочным. В данной ситуации можно сделать вывод о том, что тут срабатывает обратная перспектива – некая инверсия. Так как массам в контексте молчаливого большинства «бросается в глаза» именно обрядность, знаковость и символичность, «разумная» – просвещенческая сторона религии не играет никакой роли.

В политике же «аморфное большинство» видит не рациональную схему управления государством, не политический институт, насчитывающий многовековую историю (какая уж тут история), и даже не спасение от войны всех против всех – здесь они могут  «разглядеть»  неких «идолов»  в образе известных политиков и знаки «хорошей  жизни».

Сказанное оказывается верным для любого уровня индивидов, которым проводниками смысла  дано быть не иначе как от случая к случаю – в сущности же, если задуматься, «мы» образуем самое настоящее большинство, львиную долю времени находящееся в смутном состоянии тревоги, по ту или по эту сторону здравомыслия.

И этот новый взгляд требует пересмотра всего того, что раньше говорилось о массах или о большинстве.

Даже массмедиа, которые на первый взгляд формируют общественное сознание и рассматриваются первыми в ряду возможных источников интересующих нас визуальных стратегий власти, бессильны перед безразличием, молчанием и полной «аморфностью» населения. Если, например, в выходной день, когда по всем главным каналам будет транслироваться футбольный матч или любая другая известная передача  («Дом 2», например, или ещё что–нибудь), население может и «не заметить» даже крупномасштабной катастрофы с большим числом жертв. Пусть даже здравые умы после будут долго негодовать и справедливо возмущаться.

Этот пример наглядно показывает, что политика  в данной ситуации не манипулирует большинством, большинство не «одурманено» ни футбольным матчем, ни  «Дом 2» – и их отнюдь не захватила власть массмедиа.   Не проходит и   серьёзный анализ –  в этом состоит тайна  индифферентности «молчаливого большинства». Но это даже не индифферентность и не безразличие и обвинять массы в этом можно лишь после того, как власть массмедиа, политики или любого другого института склонит население к полной апатии.

Считая линию поведения масс дезориентированной, можно смотреть на них со сколь угодно великим презрением. И можно подумать, что когда они погружаются в состояние «революций» – то они более или менее сознают свое состояние, но это, к сожалению, очень ошибочное мнение.

Революционность была присуща не  «безразличному»  большинству, не  «инертной» массе, наподобие разреженного газа. Революционность была присуща только тем группам, которые  осознавали цель своего движения, протеста и имели «вождей», которые им эту цель «увещевали».

Революция имела смысл в том социуме (именно в социуме), которому были важны их История и Власть, в котором они ещё имели силу и существовали как подлинное бытие, а не как симулякр повседневности или «метанарратив»[5]. 

  Сейчас имеет смысл задаться правомерным вопросом, почему после столетнего опыта проведения революций и обучения революционности и, не смотря на, вроде бы кажущуюся активность массмедиа, политики и других  властных источников, большинство проявляет полное равнодушие.                                  

И это ужасающее безразличие масс относится к их подлинной сущности, и «хитрая изворотливость» в нежелании разделять высокие идеалы, как и какими бы приемами  им их не навязывали – именно это и делает их массой – большинством. И власти тут нечего оплакивать.

Утрата чувства реальности, целей, идеалов, стремлений, чувств, «нарративов»[6] – все это нельзя свести даже к особому постсовременному строю психического – хитрый ход с фрейдовскими  штучками тут не проходит. Гнилой плод всеобщей ситуации всеобщего кризиса и «всеобщей циничности»[7] вообще не поддаётся никакому анализу (да и слово анализ в данной ситуации звучит  как надругательство).

Есть ли  какая–то неизвестная причина, по которой общественность, уже «набившая оскомину» на языке у дикторов телевидиния, радио и даже социологов находится в состоянии «молчаливого большинства», не известно.

Но любопытно, что подобные факты не настораживают – или  «коматозное» состояние остается незамеченным – или реанимировать тут нет никакой возможности. Напрашивается вывод, что политические и человеческие драмы   не волнуют постсовременный «социум».

 

Вывод.

Исходя из всего вышесказанного в данной главе, можно предположить, что данной неизвестной причиной «коматозного» состояния масс является активное, но скрытое от глаз воздействие властных институтов как источников «коварных» визуальных стратегий власти, которые в силу этого формируют  общественное сознание масс и тем самым сбивают их с толку.

Но эта возможная причина оказывается при ближайшем ее рассмотрении неверной. Так как властным структурам, если о них ещё можно говорить в данной ситуации, очень «удобно» выдавать это  состояние преступного бездействия большинства за своих рук дело и власти и даже массмедиа никак не хочется расставаться с   иллюзией своей силы, иллюзией того, что еще можно как в те далекие времена,  которые описывал Фуко, – тотально «надзирать и наказывать».

В сегодняшней же ситуации, полная «апатичность» населения на деле показывает полное бессилие какой–либо власти (массмедийной, политической или какой–либо другой). Можно лишь констатировать наличие действенных визуальных стратегий некой визуальной власти, но где находится её источник, остается большой загадкой… 

Нашей же задачей в следующей главе остается выяснить, как уже говорилось выше, является ли постсовременное общество в контексте  феномена «молчаливого большинства» точкой отправления  интересующих нас визуальных стратегий власти.

 Но для того, чтобы ответить точно и окончательно на данный вопрос, в следующей главе необходимо попытаться прояснить сложившуюся ситуацию постсовременности, а именно ситуацию в которой социум трансформировался в «молчаливое большинство» в молчаливые массы. В силу какой причины или ряда причин  постсовременные общества  можно рассматривать лишь в контексте «большинства» и гибели социального. Или же «молчаливое большинство» это лишь мнимое явление и точкой отправления или источником визуальных стратегий власти является другая, рассматриваемая нами область.

---

← Предыдущая статья
Глава 4.

Следующая статья →
Глава 2.

• Курсовая работа
• Введение.
• Глава 1.
• Глава 2.
• Глава 4.
• Глава 5.
• Глава 6.
• Заключение.