Экзистенциальная геометрия пути (к постановке вопроса)

Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология. » – 2011. – № 2(10) стр.3-12

© Ю. А. Разинов

 

Статья посвящена явлению душевного гомеоморфизма, в контексте которого рассматривается идея пути и его историческая редукция к понятию метода. Вводя термин «экзистенциальная геометрия», автор ставит вопрос о парадоксальной метрике человеческого бытия и пространства душевной метаморфозы.

 

Ключевае слова: геометрия, топология, гомеоморфизм, путь, метод, метаморфоза, аметодизм, даосизм.

 

Целью настоящей статьи является тематизация термина «экзистенциальная геометрия».

Блюстителям терминологической «чистоты», заданной образцами точных наук, такой термин может показаться столь же невразумительным, как и близкий ему по смыслу термин «психологическая топология». В самом деле, причем тут «экзистенциальное» или «психологическое», если геометрия и топология – это разделы математики, изучающие пространственные структуры и отношения? Разве эти науки улавливают какое-либо экзистенциальное содержание? Разве такой предмет, как «человеческое бытие», требует измерения?

Всем известно, что геометрия изучает метрические свойства и отношения пространственно неизменных фигур, в то время как топология – непрерывные связи в трансформирующихся объектах. При этом обе дисциплины конституированы одной и той же идеей однородного, изотропного и непрерывного пространства – признаков необходимых для измеримости и контроля наблюдаемых объектов. Однако то, что мы именуем пространством человеческого существования, характеризуется прямо противоположным образом. Оно неоднородно, анизотропно и дискретно, как и сама экзистенция, которая, по Хайдеггеру, «всегда моя», но при этом еще и подвержена отчуждению. Экзистенция все время колеблется между модальностями «собственного» и «несобственного», «подлинного» и «неподлинного». Dasein дискретно. Кроме того, экзистенция характеризуется существенным неравенством экстатических направлений или проектов, как сказал бы Сартр. Но главное заключается в том, что она сама о себе «решает», выбирая ту или иную бытийную возможность, тот или иной вектор существования. Поэтому соединение свойств экзистентности и измеримости в одной терминологической связке кажется оксюмороном, отдает методологической эклектикой, и если и может быть принято к сведению, то лишь в качестве ни к чему не обязывающей метафоры.

Между тем столь парадоксальное смешение терминов создает важные эвристические эффекты, что со времен Канта для философии имеет большее значение, чем так называемое «объективное понятие». Когда художники и музыканты в целях «аутентичного» выражения художественного опыта заимствуют язык друг у друга, они создают синергетический эффект «усиления» образа. В таких случаях художники предпочитают говорить о цветовых гаммах и живописных интонациях, в то время как музыканты – о звуковой палитре и мелодическом рисунке. И дело не только в том, что эффект метафоры – это художественный эффект. Любая метафора служит прежде всего для расширения мыслительного горизонта и с некоторых пор все увереннее распространяет свои права в границах теоретического дискурса.

В качестве теоретической метафоры термин «экзистенциальная геометрия» способен тематизировать экзистенциально-онтологическое основание, на котором зиждется как классическая геометрия завершенных форм, так и постклассическая топология трансформирующихся объектов. Этот термин аккумулирует серию парадоксов, характеризующих динамическое пространство человеческого бытия, его парадоксальную специфику, о чем речь пойдет ниже.

Здесь возникает другой вопрос: почему «геометрия», а не «топология»?

М. Мамардашвили, как известно, ввел в оборот термин «психологическая топология», и важно понять, в чем состоит его необходимость.

При первом приближении кажется, что предпринятая Мамардашвили «Психологическая топология пути» – это исследование тех «мест», в которые «убежала» и где «поселилась» душа (героев романа М. Пруста)[1]. В соответствии с исходным значением греческого слова «топос» (место) это можно понимать как исследование мест пребывания души. А если иметь в виду еще и перемену мест, то так понятая топология есть «топология прохождения собственного жизненного Пути» (Ю. Сенокосов)[2], а в нашем понимании есть аналитика испытания.

Однако выбор термина «топология» обусловлен и более строгой причиной, а именно – важнейшим для топологии явлением психического гомеоморфизма.

Гомеоморфизм – основное понятие топологии, выражающее свойство объекта сохранять внутренние пространственные связи в процессе его внешних трансформаций. В качестве наглядного примера хочется озвучить широко известный пример: легким движением «руки»… бублик превращается…, превращается бублик… в элегантную кружку![3] При этом топологию интересует не само это превращение, а механизм действия трансформера. В контексте психологической проблематики – это гомеоморфизм душевных связей, своего рода душевных скреп, которые сохраняются неизменными на фоне непрерывной трансформации сознания, жизни или судьбы.

И все же психический гомеоморфизм – не строгий термин. Душа, хотя и непрерывна в смене своих состояний, но не совсем так, как говорит об этом математическая топология. Очевидно, что не все «соседние точки» пространства души устойчиво связаны между собой и не все «узлы» неразрывны. Поэтому речь может идти лишь об особых привилегированных точках и связях между ними, которые сохраняются во всех перипетиях судьбы. Душевный гомеоморфизм обусловлен наличием самовоспроизводящихся и относительно устойчивых семантических цепочек, «точек пристежки» (в терминах Ж. Лакана), которые обеспечивают, хотя и проблематичное, но так называемое «личное тождество». Психические состояния подобны, но не тождественны друг другу.

Иными словами, речь идет лишь об аналогии с пространственным гомеоморфизмом, который исследует математика, а не о полном совпадении. И, тем не менее, предпринятое М. Мамардашвили исследование «психологической топологии» является великолепным примером эвристических возможностей, открываемых «неточным» употреблением терминов.

Выбор термина «экзистенциальная геометрия» продиктован двумя обстоятельствами. Первое – чисто формальное. Согласно принятой классификации, топология – это раздел геометрии (хотя и неклассической). Второе – содержательное. В силу определенных традиций, термин «экзистенциальное» более уместен, нежели «психологическое». Кроме того, слово «геометрия», в отличие от «топологии» содержит важную для нас коннотацию метрики, которая в каком-то (пока проблематичном для нас) смысле присуща человеческой жизни. Экзистенция не измерима в том отношении, в каком измерима res cogitans. И вcе же она имеет определенную метрику, некую размерность, в которой соотносимы «близкое» и «далекое», «высшее» и «низшее», «прямое» и «кривое». Пространство и время – утверждал Хайдеггер – «человекоразмерны». Сам же человек Dasein-размерен (Daseinsmäßig)[4].

Поэтому есть определенная истина в том, что экзистенциальной мерой труда является не количество товаров, производимых за единицу времени, как учит классическая политэкономия, а усталость. В истории существовали и существуют общественно-экономические формации, «где мерилом работы считают усталость» (И. Кормильцев). Когда древние утверждали, что «настоящую богиню узнают по походке», они пользовались особой меркой, отличной от набившей оскомину метрики «90/60/90». Или возьмем другой пример. Когда сегодня говорится о «большом таланте», то не возможно отделаться от вопроса: «насколько большой этот талант». Но что может служить мерилом таланта? Очевидно, что не общественное признание, которое повсюду насаждает посредственность и бездарность. Если последовать за народной мудростью, которая гласит, что «талант не пропьешь», то юмористическое определение меры таланта вытекает само собой: талант – это способность сохранять сухой остаток навыков, не расщепляемых алкоголем. Когда утверждается, что «нет предела совершенству», то речь опять таки идет о мере завершенности результатов труда. К. Кастанеда в этой связи приводит любопытную формулу совершенства: совершенно то, что ты сумел достичь по отношению к самому себе. То есть совершенство состоит не в посягательстве на трансцендентную планку платонического идеала, по отношению к которому действительно «нет предела совершенству», а в том, чтобы достичь границы собственных возможностей к совершенству, в том, чтобы уметь существовать на этой границе, испытывая свою меру мужества, свою меру отрешенности и свою меру любви. Найти такую меру для совершенства, таланта, мастерства, любви, желания, добродетели и наслаждения и есть основная проблема.

Если говорить об измеримости некоторых душевных состояний, то древние, стоит признать, знали об этом больше, чем мы, унаследовавшие картезианский принцип пространственной разрешимости и артикулированности всех наблюдаемых объектов. Древние знали об этом больше хотя бы потому, что вопрос о мере желания возник раньше, чем вопрос о мере длины. В нашем же мире все наоборот. Современный «продвинутый» школьник постигает мир дифференциальных уравнений раньше, чем приобретает способность дифференцировать свои желания и поступки. «Продвинутое» образование не становится свидетельством продвинутого пути.

Термин «экзистенциальная геометрия», так же как и «психологическая топология», имеет в виду Путь в некотором важном смысле этого слова, а именно, – его экзистенциальное измерение. В европейской же культуре произошла редукция этого смысла к методу. Метод – это путь, прошедший процедуру рефлексивной разметки. Для характеристики методического движения важно не столько то, куда мы пришли, сколько то, как мы к этому пришли. Греческое слово μεθοδος буквально означает «по-след-ование» или «по-след-ствие». Метод – это последыш первоначально неметодического измерения пути. Это своего рода инструкция или карта, содержащая последовательную раскадровку шагов – своего рода по-дорожная.

В греческом языке существует три термина для обозначения пути: οδος, от которого происходит μεθοδος, πορος, от которого произведен термин «апория» (απορíα – буквально «бездорожье») и πατος, антонимом к которому является απατη, переводимое как «обман», «хитрость», «заблуждение», «ложный путь».

Слово μεθοδος образовано путем слияния приставки μεθ (по, пере) и существительного οδος (дорога, путь). Причем дорога понимается здесь в самом обычном смысле, главным образом, как сухопутная, зримая, то есть прохожая дорога. К примеру, когда Парменид представляет топологию «пути истины» и «пути мнения», он употребляет только один термин – οδος, имеющий значение дороги в смысле наличного, то есть уже проложенного, хотя и неизведанного пути. При этом он испытывает дефицит терминов, так как имеет в виду как раз неналичное содержание пути. По этой причине, он вынужден искать референции, уводящие в сторону от тривиального значения термина естественного языка. «Путь истины» характеризуется Парменидом как «дорога божества», как путь «запредельный тропе человеков»[5].

Идея метода становится краеугольным камнем всей европейской метафизики, поскольку предполагает наименее затратный (экономный) способ достижения цели, геометрическим выражением которого является прямая линия. Под методом Декарт подразумевает простые и легкие правила, соблюдение которых позволяет «без излишней траты умственных сил», или, в другом переводе, «не затрачивая напрасно никакого усилия ума, но постоянно шаг за шагом» продвигаться по стезе познания[6].

В методе осуществлена рефлексия, но и одновременно редукция пути, как в смысле торения, связанного с движением по бездорожью, так и в смысле проживания, раскрывающего пространство нехоженого.

Для обозначения пути в этом значении в греческом языке чаще используется другое слово – πορος, πορεíα . Оно означает путь, поход, пере-ход с акцентом на преодоление преграды, чему в старорусском языке соответствует глагол «путить». Непреодолимая преграда на таком пути есть α-πορεíα – слово, ставшее, благодаря Зенону, термином неразрешимого логического затруднения. Обозначая первоначально буквально непроходимое место, беспутицу, слово «апория» стало уже в переносном смысле метафорой безвыходной ситуации. Суть же затруднения – необходимость торения, то есть прокладывания дороги там, где ее нет, или где она невозможна, следствием чего становится блуждание и заблуждение.

Наконец, для обозначения пути в смысле движения в раскрытом пространстве в греческом языке существует третий термин – πατος, πατη, имеющий значение тропинки, стези. Всякое отклонение от πατη есть απατη, что буквально означает «не-путь» (беспутица). Будучи в переносном смысле термином для обозначения обмана и заблуждения, слово απατη первоначально означало отклонение от известной, то есть пройденной кем-то, дороги. В последствии оно стало означать отклонение от закона, нормы или правила. В таком понимании пути уже намечена редукция в сторону метода, как правильного, расчетливого и поступательного движения к цели. Отклонение от стези получает подчеркнуто негативную оценку блуждания и заблуждения, которое, в конечном счете, должно быть предотвращено посредством методического усилия.

В экзистенциальном плане путь – это само прохождение, это бытие-в-затруднении или пребывание в экзистенциальной апории, в которой оказывается всякий вторгающийся в неизведанное пространство, бредущий по нехоженному маршруту, по распутице, по бездорожью. Но именно такое содержание пути, сопряженное с непроходимыми трудностями, ошибками, обманом и заблуждениями, пытается преодолеть западное мышление, вооруженное идеей метода.

Кстати говоря, в более раннем словоупотреблении μεθοδεíα имело обратный смысл и означало не способ достижения истины, а хитрость и коварство. Действовать методически – означало обманывать, пользуясь обходным маневром, заходя в тыл противнику и двигаясь ему вослед. Иными словами, первоначально μεθοδεíα – это феномен сокрытия, а не откровения. Как таковой он имеет отношение скорее к сфере ложного (ψευδος), нежели истинного. Исторический парадокс этого слова заключается в том, что, означая первоначально коварное преследование, оно впоследствии стало означать позитивно осмысленную последовательность, достигаемую посредством рефлексивной раскадровки шагов.

Греческие антонимы «аметодейя», «апория» и «апатэ» с их негативным смыслом служат языковым подспорьем для последующей редукции пути к методу. Декарт в итоге скажет, что ему «гораздо лучше никогда не думать об отыскании истины какой бы то ни было вещи, чем делать без метода»[7].

Не прослеживая всю длину исторической цепочки, приведшей к гегемонии математической модели пространства с маниакальной тенденцией к «наращиванию измерений зримости» (Ж. Бодрийяр), ограничимся одной общей констатацией. Картезианская модель, обусловленная введением в геометрию неизменных координатных прямых, позволило контролируемым образом наблюдать любое пространственное явление. Посредством соотнесения с осями координат «каждая точка обретала свое лицо» и «со-порядок с другими»[8]. Такая модель самым существенным образом была связана с идеей метода как надежного способа наблюдения за объектами и гарантированного достижения результатов познания. Если в китайском понимании Путь (Дао) – это одновременно и цель, и способ ее достижения, равно как и само достижение, то в европейской культуре произошла постепенная редукция идеи пути к одному преимущественному смыслу – к контролируемо воспроизводимому целерациональному способу действия. В качестве метода, путь перестал быть сферой осуществления человеческих поступков, ибо, как следует из размышления М. Бахтина, любой метод для поступка был бы отрицанием самого поступка[9].

Экзистенциальная геометрия – это теория Пути в том начальном смысле, который оказался преданным забвению в культуре современных «путешественников» – туристов, занятых не сбором впечатлений, а коллекционированием знаков впечатлений, озабоченных не душевной работой, а перемещением тел (и их знаков) в системе физических и социальных координат[10].

В европейской культуре о геометрии Пути в смысле исследования пространства душевной метаморфозы впервые заговорил Данте в «Божественной комедии». Он даже сформулировал некоторые постулаты своей «нетленной геометрии»[11], которые для традиционной геометрии чисел являются парадоксами. В этой геометрии кратчайший путь не является самым близким, а движение в одном направлении (вниз, в сторону Ада) оказывается движением в обратном направлении (вверх, в сторону Рая). Однако целый ряд «аксиом» экзистенциальной геометрии был сформулирован много веков раньше – в даоской традиции. При этом сам даосизм разработал гораздо более сложную и изощренную метрику Пути, нежели греческая, а тем более европейская, философия с ее тяготением к универсализации мерности.

Вычитать эти парадоксы из даоских канонов не так просто. Во-первых, по причине того, что сами принципы китайской философии весьма вариативны, во-вторых потому, что стиль даоского мышления избегает прямых определений, тяготея к иносказательности притч и поясняющей роли примеров. Тем не менее, при достаточно беглом и поверхностном знакомстве с текстами Лао-цзы и Чжуан-цзы можно вычленить несколько парадоксальных суждений, которые с учетом указанной вариативности можно свести к нескольким модулям. Приведем некоторые из них, не вдаваясь в подробный комментарий.

1. «Путь, о котором можно поведать, – не постоянный Путь».

Так звучит первая строка трактата «Дао де цзин», которая вызывает наибольшие разночтения у синологов и даоских коментаторов. По-видимому, речь идет о том, что познание Пути изменяет сам Путь, его содержание и смысл. Однако это положение можно интерпретировать и в том духе, что «поведанный» и тем самым указанный путь не может быть пройден повторен в первоначальном виде. Тайная завеса пути приоткрыта, а стало быть, он уже нагружен чьим-то чужим, не тобой совершенным, опытом, на который нельзя полагаться как на универсальное предписание. В том же смысле Сталкер из одноименного фильма А. Тарковского предупреждает своих спутников о том, что в Зоне, где прокладывается путь к заветной Комнате, нельзя ходить проторенной тропой. Здесь вообще нельзя ходить по одной «тропе» дважды. Следовательно, здесь вообще не должно быть ни одной тропы.

2. «Вступивший на путь, никуда не идет».

Этим изречением приоткрывается обширная тема, далеко выходящая за рамки данной статьи. Смысл же самого изречения можно понять так, что у Дао нет особой цели, подчиняющей себе характер движения, поскольку Путь и есть цель в себе. С этой точки зрения попытки «ускорения» или «оптимизации» процесса выглядят смехотворно глупо. В этом отношении даоская сентенция гораздо радикальнее, чем латинская максима «торопись медленнее», ибо тому, кто никуда не идет, некуда и торопиться.

3. «Умеющий ходить не оставляет следов», и кстати говоря, поэтому Путь не является стезей или дорогой в обычном смысле этого слова. На тему этой фразы можно было бы написать целый трактат об этической добродетели затаенной скромности или же эссе об онтологическом азарте бытия-сокрытым. Но в нашем случае следует ограничиться общим замечанием относительно того, что истина Пути не может быть предметом громкой манифестации, а тем более служить наглядным пособием для самосовершенствования. Как заметил один из даоских комментаторов, «нет большего воровства, чем когда совершенство становится предметом знания»[12].

4. «Путь, ведущий вперед, кажется отступлением».

Эта идея не требует особого комментария, так как понятна всякому русскому человеку, знакомому с историческим прошлым своей страны – с теми ее страницами, на которых запечатлена серия победоносных отступлений. Похожие слова звучат в песне «Русская дорога» питерского гармониста И. Растеряева: «Запомните загадочный тактический прием: когда мы отступаем, это мы вперед идем!».

5. «Уходить далеко значит возвращаться».

Эта мысль перекликается одновременно и с образом парадоксального реверсивного движения в одном направлении из «Божественной комедии» Данте, и с ницшеанской идеей «вечного возвращения». Вместе с приведенными выше сентенциями она выражает идею пространства, подобного ленте Мебиуса. Точка переворота (инверсии) и начала реверсивного движения все время ускользает из зоны прямого видения и всегда обнаруживается лишь задним числом.

6. «Ровный Путь – самый труднопроходимый».

Такое мнение не только противоречит обыденной точке зрения, но и рациональной установке на достижение результата «без излишней траты умственных сил. Экономический разум, выработавший всевозможные «правила и руководства для ума», не готов мириться с неконтролируемыми издержкам пути. Он предпочитает не чреватую апориями и заблуждениями торную дорогу, а широкополосный speedway. Действию в обход он предпочитает движение напрямик.

 7. Наконец, можно привести еще ряд взаимосвязанных утверждений, идущих вразрез с целерациональной установкой европейской культуры, нацеленной на простоту метода и очевидность результатов. «Явленный путь – ложный», в то время как истинный «покрыт мраком», поскольку, согласно другой «аксиоме», «подлинное находится там, где его нет».

Итак. Если сравнивать европейскую и китайскую традиции, то следует сказать, что даосы с самого начала включают в содержание пути то, что греческие философы, начиная с Парменида, относят к явлениям аметодизма. Зигзаги и отклонения, повторы и пересечения, околичное блуждание и задержки – все это опознается европейским (экономическим) разумом не в качестве значимых и необходимых элементов пути, а в качестве его неконтролируемых издержек. Борьба с такими издержками и составляет суть методического усилия. Оно приобретает свою завершенность на почве математики и геометрии, задающей универсальное пространство исчисляемости и измеримости.

Даосы же рассматривают Путь в смысле непрерывно длящейся метаморфозы души, в которой все привычные ориентиры обратимы, где любая координация событий и состояний является временной и условной. Поэтому мы и получаем такую парадоксальную топологию, где уходить, значит возвращаться, где прямой путь не самый короткий, где задержка в пути, пауза, заминка, промедление могут иметь большее значение, чем мнимое ускорение.

Список литературы

1. Бахтин М.М. Работы 20-х годов. Киев: Next, 1994.

2. Декарт. Р. Правила и руководства для ума // Декарт. Р. Соч.: в 2 т.: Т. 1. М.: Мысль, 1989.

3. Дао-Дэ цзин. Ле-цзы. Гуань-цзы: Даосские каноны / пер., вступ. ст. и примеч. В.В. Малявина. М.: Астрель; АСТ, 2002. С. 131

4. История итальянской литературы / под ред. Д.Е. Михальчи: в 2 т.: Т. 1. М.: Иностранная литература, 1963.

5. Конев В.А. Декартовы и Дантовы координаты (к проблеме определения ценностного бытия) // Философия культуры’ 95. Самара: Изд-во «Самарский университет», 1995.

6. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути: М.Пруст «В поисках утраченного времени» / общ. ред. Ю.П. Сенокосова. С-Пб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 1997.

7. Мудрецы Китая: Ян Чжу, Лецзы, Чжуанцзы / пер. с кит. СПб.: Петербург – XXI век; Лань. 1994.

8. Парменд. О природе // Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1: От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики / отв. ред. И.Д. Рожанский. М.: Наука, 1989.

9. Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. В. В. Бибихина. М.: Ad Marginem, 1997.

 

 

Razinov Y. Existential geometry of the path (to the question).

Paper is devoted to the phenomenon of mental homeomorphism, which is considered in the context of the idea of the path and his historical reduction to the notion of method. Introducing the term "existential geometry", the author raises the question of a paradoxical metric of human being and space inner metamorphosis.

Key words: geometry, topology, homeomorphism, path, method, metamorphosis, ametodizm, Taoism.

 

 

---

 

 

 

Комментарии

1. # · ноя 5, 09:52

   даоссцев надо понимать более буквально. к примеру, “уходить далеко – значит возвращаться”: далекое всегда задается точкой отсчета, эта точка отсчета – небезразличное для вас место, куда вы возвращаетесь (условно – домой). если бы вы никуда не возвращались, далекого бы не было, потому что не было бы необходимости прохождения обратного пути к дому, вы бы всегда были на месте.

   — анжела

Имя	Запомнить
Email
Сайт
Сообщение

← Предыдущая статья
Габитус и субъективность: опыт живой истории в телепроекте «Усадьба эдвардианской эпохи»

Следующая статья →
Российская междисциплинарная конференция «Субъективные смыслы болезни: на пути к нарративной медицине» 1-2 июня 2012 г., СамГУ

• Вестник Самарской Гуманитарной академии. Серия "Философия. Филология." 2011-2
• Габитус и субъективность: опыт живой истории в телепроекте «Усадьба эдвардианской эпохи»
• Койко–не–место, Или философская критика медицинских пространств
• Культурный релятивизм, лингвистическая относительность и пространственная семантика
• Поэзия как метафизическая память
• Музыкальные эмоции «понарошку»
• Ньютонианская и квантово–релятивистская революции: различие стратегий
• От плюрализма и релятивизма к интегральной социологической парадигме
• БИБЛИОНАВТИКА
• Драматический сюжет и проблема автора как субъекта творческой деятельности в драме